Вес чернил

Хелен перелистывала книгу, словно ребенок, который вынужден выполнять условия несправедливо наложенного на него наказания. Из окна она могла видеть прислонившегося к дереву Дрора в синей рубашке с коротким рукавом, курящего одну сигарету за другой. Он хотел, как понимала Хелен, чтобы она ознакомилась с историей его народа и либо приняла ее, либо сразу же сбежала – до того, как они станут настолько связаны друг с другом, что никакая хирургическая операция не сможет разделить их, не убив.

Хелен ознакомилась с предисловием, но слова ускользали от ее понимания, не неся никакого смысла. Дрор хотел, чтобы она проработала каждое предложение? Хорошо. Хелен заставила себя открыть вторую страницу, затем третью. Дрор хотел беспристрастности, но Хелен впервые в жизни не послушалась. Она и так знала, какой финал этой истории она хочет, и не собиралась отступать, несмотря ни на что. Да, она непременно прочтет книгу, что предложил ей Дрор, и скажет ему, что, какие бы ужасные истины ни приводились на ее страницах, какими бы ни были доказательства и логика, они все равно могут быть вместе.

Хелен расписала ручку на странице блокнота, что принес ей Дрор, и начертала там свое имя резкими, злыми буквами. Спустя еще несколько минут она набросала ряд заголовков, чтобы отслеживать периоды еврейской истории, о которых читала. Израильское Царство. Расселение евреев с территории Палестины. Греки и эллинизация.

Ее зацепил рассказ о Маттафии[27] и иудейских мучениках. Сама того не желая, Хелен прочла его. Как ей стало ясно, в изгнании, в пустыне говорить о своих убеждениях означало смертный приговор. Хелен буквально впитывала в себя слова и продолжала читать. Гнев ее мало-помалу гас. Какой бы смысл она ни хотела придать истории – все потом, она обязательно вспомнит. Сейчас все внимание ее было приковано к самим рассказам о событиях, что происходили на этих знакомых суровых землях. Она записывала имена и даты, как будто воскрешая своим пером душераздирающие факты, которые запечатлевались в памяти и обретали живой смысл.

Дрор втоптал окурки в пыль и принялся ходить туда-сюда.

Какой же податливой была она тогда! Каждое дыхание ее – движение на тонком матрасе Дрора или переворот книжной страницы – все еще подразумевали обмен мыслями, попытку установить отношения.

Когда Дрор вернулся, неся два стакана мятного чая, Хелен захлопнула книгу и спрятала от него свои заметки.

– Все это бессмысленно, Дрор, – сказала она.

Тот покачала головой и помешал ей чай, подняв со дна стакана темные чаинки.

– Расскажи мне о твоей сестре, – попросила Хелен, глядя, как листочки снова погружаются на дно. – Это и есть еврейская история, которую я хотела бы знать. Это твоя история.

Неторопливым жестом человека, который сдерживает себя, чтобы не расколотить находящийся в руках предмет, Дрор поставил на стол чашку.

– Мы сможем поговорить обо всем, – мягко произнес он. – Но только после того, как ты дочитаешь.

И она читала – днем и вечером, лихорадочно заставляя себя сосредоточиться на книге. Дрор спал рядом, прижавшись к ней своим телом, и единственным движением его было поправить подушку, чтобы свет не падал на глаза. Кончики его пальцев дотронулись до ее бедра, но это было единственное прикосновение, которое он позволил себе после того, как принес книгу.

Хелен читала, пока звездное небо не окрашивалось предрассветной синевой.

Перевернув наконец последнюю страницу, она почувствовала у себя на щеках слезы разочарования.

Единственная страница, на которой она делала свои записи, оказалась исписанной с обеих сторон. Хелен перевернула ее – и точно, все строки заполнены, исписаны даже поля. А потом текст пошел снизу вверх между уже заполненными строками.

Проснувшись, Дрор принес завтрак: кефир, лаваш и разрезанный соленый огурец. Еда была аккуратно разложена на синих пластиковых тарелках из столовой. Потом он поставил на стол стаканчики с кофе.

– Ну, и что тебе удалось почерпнуть? – мягко спросил он.

Хелен еще не доводилось видеть на его лице выражение испуга.

– Ты читала о Дрейфусе[28]? О «Белой книге»[29]?

Она кивнула.

Дрор внимательно посмотрел на нее:

– Значит, ты видела, как все меняется безо всяких изменений? Все становится только хуже, и ловушка с каждым годом захлопывается все сильнее. Хелен, зачем тебе это?

Хелен молчала.

– Но ты же видишь?

– Что я должна видеть? Считать любовь к тебе проклятием?

– Мне нужно, чтобы ты увидела правду.

– А, что ты хочешь отпугнуть меня?

У нее сдавило горло, но она продолжала:

– Ты не хочешь отпустить от себя даже, – она взмахнула рукой, растопырив пальцы, – даже миллиграмм ужаса!

Ее пальцы наткнулись на край чашки, и кофе пролился ей на ноги и на исписанную кругом страницу. Ярко-синие чернила расплылись, и написанные слова растворились в небытии.

Хелен заплакала, и Дрор со сдавленным звуком столкнул чашку, книгу и блокнот со своей кровати, и потом, когда они были снова в объятиях друг друга, его голос напоминал ей шелест дождя: «Прости, прости, прости…»