Вес чернил

И вот солдат рисует силуэт Масады на капоте своего джипа. Чемодан и билет до Лондона у нее в машине, которую она взяла напрокат, чтобы доехать до аэропорта. Пустыня навсегда осталась позади. Хелен ощутила нечто стальное в своей улыбке, хотя заметила, как глаза солдата-художника заблестели от глупого вожделения при виде ее блузы и юбки, столь непривычных после нескольких месяцев ношения военной формы. Солдат протянул ей один из своих эскизов, и Хелен почти вырвала листок у него из рук.

В тот долгий первый рабочий день Аарон поинтересовался, как история стала для нее делом жизни.

Хелен взяла пальто, сумочку и трость с затертой с одной стороны рукояткой. Затем выключила свет и заперла дверь кабинета.

На улице она прислонила трость к перилам и попыталась поплотнее застегнуть пальто, чтобы не прохватило холодным ветром. Сунула руки в карманы, перевела дух и натянула перчатки. Потом оперлась на трость и медленно побрела к машине.

Глава двенадцатая

Лондон

6 декабря 1663 года

7 кислева 5424 года

Она откинула полог – деревянные кольца глухо стукнули.

Каменный пол был холоден как лед. Она коснулась его босыми ногами и встала с постели. В темной комнате ее дыхание казалось невесомым. С кровати Ривки доносились тяжелые вздохи. Эстер потянулась и нащупала подоконник. Стекла в окне пропускали слабый свет, больше похожий на сумерки.

Над городской стеной тускло бледнело лунное пятно. Внизу, на улице, послышался хриплый смех возвращавшихся из таверны пьянчуг. Она плотно закуталась в шаль и двинулась на ощупь вдоль стены, пока наконец не оказалась на холодной лестнице.

Погасший очаг дополнял пустоту кабинета раввина. На мгновение она задержалась на пороге. Даже сейчас этот момент был ей особенно дорог. На занавешенных полках ее безмолвно ожидали книжные переплеты. Эстер шагнула в комнату и вдохнула холодный воздух. Возле камина она нашла свечу и огниво, и вскоре комната озарилась светом, отпугнувшим тени. На столе лежали тома, которые она недавно принесла из переплетной мастерской. Наутро она должна прочитать их ребе. Эстер задернула ближайшие полки и провела пальцами по переплетам сложенных на столе книг. Первая из них была на португальском: «Consolação às Tribulações de Israel»[30]. Следующая, «Кеце га-Арец», на иврите. Потом на французском: «Начала философии»; за ней шел «Звездный Вестник», написанный на неудобоваримой латыни, которая, после месяца борьбы, начала постепенно уступать ей.

За последние годы что-то все-таки пробудилось в ней, что-то зацепило ее – город, книги… Неужели раввин мог об этом догадаться?

Последнее время как минимум раз в месяц раввин требовал, чтобы она отправлялась в Лондон заказывать в переплет новые книги, которые продолжала присылать амстердамская община, или же приобретать новые рукописи в счет поступлений от своего племянника. Эстер боялась, что рано или поздно настанет день, когда ребе осознает свою ошибку, ибо количество книг росло, и расходы на них становились все больше, что не могло не сказываться на благополучии семьи. Сам раввин мог посвящать им всего по нескольку часов в день, пока его не смаривала усталость. Учеников становилось все меньше, а братья Га-Леви – двое из пяти оставшихся слушателей – приходили как бог на душу положит. Но в остальном, если не считать страсти к книгам, ребе оставался вполне благоразумен, и, как рассудила для себя Эстер, человек, который провел, в общем-то, безрадостную жизнь, теперь имел право совершать дорогостоящие покупки, тем более что у него был какой-никакой доход.

С каждым посещением Лондона город постепенно открывался ей, и скоро его улицы перестали пугать Эстер. Она часто задерживалась у лотков книготорговцев, чтобы перевести дух; запах книг не оставлял ее, несмотря на годы страданий и траура. Теперь же Эстер наслаждалась вкусом латинских и английских слов на языке, беззвучно проговаривая их про себя.

Вокруг нее толпились другие покупатели, они водили пальцами по печатным строчкам, и их прикосновения к бумаге казались ей нежными и даже благоговейными. Но как бы Эстер ни любила книги, она помнила, что у евреев священные тексты неприкосновенны. Женщина вообще не имела права брать в руки Тору, да и мужчина мог читать Писание исключительно при помощи деревянной или серебряной указки. Однако здесь, в Лондоне, неверные свободно могли водить пальцами по самым святым словам.