Мэри сосредоточенно смотрела в окно кареты, однако едва заметная улыбка говорила о том, что двоюродный брат Оливеры куда милее ей, чем «сморчок» Левит.
– Да он же вроде с кем-то уже помолвлен в Амстердаме? – воскликнула Эмили (не без некоторого удовлетворения, как заметила Эстер). – А ты разве не знаешь?
Мэри в ответ лишь усмехнулась. Но когда они высадили девушек через несколько кварталов после синагоги, Мэри прислонилась к окну со вздохом облегчения.
Потом, в мастерской портнихи, пока та порхала вокруг нее, прикидывая, какая ткань подойдет к новому наряду, Мэри утомленно посматривала на улицу, рассеянно отвечая на расспросы о плиссировке и кружевах. В какой-то момент она потянулась к своей сумочке и, придвинув ту к себе, расстегнула деревянный замочек своими ровными мелкими зубами с такой томной чувственностью, что портниха с зажатыми во рту булавками отвела взгляд.
Наконец настала очередь Эстер. Она примерила платье с кринолином, а Мэри, усевшись на козетку, с интересом, будто ребенок, разглядывала ее фигуру. Мэри сделалась похожей на робкую девочку, которая стесняется задать вопрос старшей сестре.
Но вот, поправив платье на коленях Эстер, она вдруг спросила:
– Как ты думаешь, любовь действительно существует?
От неожиданности такого вопроса Эстер прыснула со смеху.
– Я хочу сказать, – продолжала Мэри, не обратив внимания на хихиканье Эстер, – вот если женщина полюбит мужчину, может ли она выйти за него замуж, не спрашивая посторонних? Или нет?
Портниха – сухая опрятная старушка – замерла. Но Мэри не обращала на нее никакого внимания. Взгляд ее был прикован к Эстер.
Портниха молча продолжила затягивать корсет вокруг талии девушки.
– Нет, – сказала та, помолчав. – Да и какой смысл стараться?
– Разумеется, я не утверждаю, что следует выходить замуж как попало, – поспешно возразила Мэри, словно стараясь заглушить голос Эстер. – Да, брак – это дело серьезное. Но я говорю сейчас о любви. И если ты даже потеряешь от этого голову… это не означает, что ты поступила глупо. Быть может, любовь, – тут Мэри сделала неопределенный жест рукой, – это хорошо.
Эстер почувствовала, что слова Мэри больно укололи ее в самое сердце.
– Женщине негоже даже думать о таких вещах! – выпалила она.
В наступившей тишине было слышно, как портниха наматывает нитку на катушку.
– Ты не права, – промолвила Мэри.
Да неужели? Эстер боялась, что ее слова на самом деле окажутся правдой.
Раздался треск разрываемой нитки, и мир вокруг как будто замер. Эстер почти перестала дышать. Мэри подошла ближе.
– Ты не права, – негромко повторила она. – И ты сама это прекрасно понимаешь. Ты просто морочишь мне голову, маленькая дрянь.
С этими словами она протянула руку и ущипнула Эстер так, чтобы у той на скуле остался багровый след. Портниха побледнела.
– Никогда больше не делай так, – прошептала Эстер. – Иначе я перестану с тобой общаться. Я тебе не прислуга!
Мэри вспыхнула, не зная, что ответить.
В дверь мастерской кто-то постучал, и портниха бросилась открывать. Мэри отступила на шаг и почти крикнула:
– То есть ты считаешь мою мать идиоткой?
Эстер слышала, что в синагоге поговаривают, будто Кэтрин мечтает уехать из Лондона, но терпит ради своего мужа, который имеет в городе деловой интерес. Неужели Мэри хочет, чтобы она сказала ей об этом?
– Твоя мать задыхается, – с расстановкой произнесла Эстер, – задыхается в Лондоне. Но ради мужа…
Глаза Мэри потемнели от гнева. По всему было видно, что слова Эстер задели самое ее больное место. Эстер поняла, что та хотела услышать лишь слово «нет», – но было уже поздно.
– А что твоя премудрая матушка говорила тебе насчет любви? – рыкнула Мэри.
В этот момент в мастерской снова появилась портниха. Она набросила на голову девушки платок и стала прикалывать его к прическе булавками. Эстер сделалось неприятно, но она крепко сжала губы.
Мэри поцокала языком, и через мгновение Эстер почувствовала, как та оказалась позади нее, выдирая булавки из приколотого платка.
– Дайте гребень, – попросила Мэри портниху.
Та принесла требуемое и тотчас же выскочила вон на новый стук в дверь.
Мэри, сосредоточенно насупившись, расчесывала волосы Эстер у каждого уха, словно это являлось сейчас ее главной задачей. Неумелыми движениями она разделяла и собирала пряди, то и дело цепляя уши Эстер зубьями расчески.
– Извини, – пробормотала она, продолжая работать гребешком.
Эстер было вскочила, не выдержав прикосновений к своим волосам. Но какое-то странное чувство смиренности заставило ее застыть на месте. Сколько же лет прошло с тех пор, когда косы ей заплетала Гритген, ласково придерживая рукой волосы? Не будет у нее больше такой подруги…
Тонкие зубья гребня, которым орудовала Мэри, не подходили для густых и волнистых волос Эстер. И все же, несмотря на болезненные рывки, Эстер прикрыла глаза. На мгновение она воспрянула духом, отчего ей захотелось вразумить томную и вычурную Мэри, чтобы та смогла сама услышать не совсем трезвый голос Константины в тишине ночи. Быть может, до нее дойдет, что любовь действительно способна быть злом?