Вес чернил

Раввину Га-Коэну Мендесу из Лондона

Приветствую Вас и да пребудет с Вами Б-жье благословение!

Являясь двоюродной сестрой ныне покойной матери Катрин да Коста и, следовательно, будучи знакома со многими семьями лондонских евреев (хотя мой вдовий пенсион позволяет мне жить лишь в деревне), пишу вам с почтительным предложением, которое, возможно, вас порадует.

В беседе с одним из членов вашей общины во время собрания, на каковое я была любезно приглашена, я услышала от него теплый отзыв об одном из ваших домочадцев. Буду с вами откровенна: такие разговоры являются весьма благодатной почвой для обсуждения возможности заключения брака между вашей подопечной Эстер Веласкес и одним молодым человеком из лондонской общины. Вы, конечно же, понимаете, какое это благо и какая удача для девушки, у которой нет даже приданого. Благодаря этому браку девушка могла бы начать жизнь матери в Израиле[34]. И хотя брак этот маловероятен из-за ее скудных средств, я все же призываю вас подумать о том, чтобы воспользоваться моими услугами, причем как можно скорее, пока молодой человек не утратил интереса. В свою очередь, уверяю вас, что приложу все усилия для достижения успеха. Молодой человек, о котором идет речь, естественно, желает, чтобы все было сделано в пределах благоразумия. Он был весьма удивлен моим предложением уладить это дело, впрочем, быть может, его это несколько развеселило.

Могу ли я заняться этим делом и написать вам, когда в следующий раз соберусь в Лондон? Гонорар за мои услуги не превышает обычного размера, назначаемого в таких случаях. Хотя, конечно же, такой подарок, как удачное замужество девушки безо всяких перспектив, бесценен.

Жду Вашего ответа.

С уважением, Изабелла Мендоса

Дочитав письмо до конца, Эстер почувствовала, как по ее груди прошла ледяная волна. Как может какой-то незнакомый человек одним махом изменить ее жизнь, выдав замуж за неизвестного юношу и навсегда разлучив ее с раввином, потрескивающим камином и книгами?

В голове разрасталась мысль, пока не заполнила ее всю: нет.

Раввин пошевелился. Словно чувствуя малейшее его движение, из кухни тотчас же появилась Ривка и опустилась на колени у очага, подкладывая дрова.

Эстер отложила письмо.

– А вот и я, – отозвалась она на тихий голос ребе.

Он поманил Эстер поближе к огню. Ривка принесла ему чаю, и раввин долго пил. Эстер ждала, когда он спросит ее о письме, но тот молчал, и через некоторое время Эстер поняла, что учитель ничего не знает.

В камине трещало пламя. Ривка собрала горящие поленья в кучу, как будто хотела получше согреть тощее тело хозяина. Эстер еще долго сидела напротив раввина, пока от жара у нее не заболели глаза. Она размышляла о том, страдали ли глаза учителя от раскаленного воздуха, исходящего от ревущего пламени, или навсегда погасившее его взгляд железо лишило их заодно и чувства боли? А если он перестал ощущать боль, то, может быть, его остальные чувства притупились, чтобы желать всего, чего он уже не мог иметь?

Из камина раздался громкий щелчок. Эстер вздрогнула.

– Полагаю, – тихо, не шевелясь, произнес раввин, – что эти каменные стены неподвластны огню.

Даже слепой, он все равно почувствовал ее испуг.

– Давайте почитаем, – сказала Эстер резче, чем собиралась.