Перехожу к «pro domo теа». <…> По-прежнему много читаю. Вечерние часы посвящаю чтению романов, а днем читаю сериозные книги по истории и по лингвистике. Только что прочел очень хорошую книгу шведского лингвиста Bertie Malmberg, во французском переводе <…>
Жму крепко руку.
Сердечно Ваш Сергей Елисеев.
[Предположительно — Париж, 1968–1969 гг.]
Дорогой Орест Викторович,
Вера Петровна и я поздравляем вас и всех Ваших со днем Нового Года и от всей души желаем Вам всего-всего наилучшего, а главное — здоровья, берегите свое сердце, не перегружайте работою.
Читал в Le Monde про серьезные беспорядки в студенческой среде Токиоского Университета, надеюсь, что в Осака студенты не бунтуют. После майских беспорядков и введения новых университетских реформ академическая жизнь медленно и с трудом налаживается. В большинстве университетов лекции начались в начале декабря. В Ecole des Langues Orientales все еще не могут наладить курсов и занятия не начались. Группа молодых преподавателей хотела перестроить школу в Университет Востоковедения, но проект провалился.
<…>
Сердечно Ваш Сергей Елисеев.
Москва, 4 февраля 1968 г.
Дорогой Орест Викторович!
Сейчас почта доставила — Наталье Исаевне и мне — давно ожидавшиеся нами рождественско-новогодние карточки. Долговато они шли… Но все-таки пришли, а это и есть то, что нужно.
«Печать мастера» на вазе я, действительно, не нашел, но печать внимания со стороны старого друга — увидел. Увидел и то, что вполне возможно хранить в сердце и то, что было чуть ли не полвека тому назад. Благодарю Вас.
А карточки доставили нам огромное удовольствие и украшают наши рабочие столы.
Что ж, дорогой Орест Викторович, перевернулся и еще один «большой» листок календаря? Жизнь продолжается. Еще в ней и много хорошего, но еще более грозного. Вот уж судьба нам — людям нашего возраста — удружила! Трудный век выпал на нашу долю. И я нередко думаю: как же так мы все еще существуем, действуем? Может быть, это и очень «лично», но хочется, так хочется, чтобы оставшееся нам время было спокойным!
<…> Видел Ивана Васильевича[333]
. Он буквально переполнен впечатлениями от страны, от общества Вашего ВУЗ’а, а особенно — студенческого, от Вас… Рассказал мне, как Вы хорошо его приняли, как уделяли ему внимание своими беседами. Он в восторге от того, как все относятся к нему в Вашем ВУЗ’е и какую рабочую обстановку Вы ему создали. О том, сделал ли он для этого ВУЗ’а то, что от него требовалось, он не говорит. Так что об этой стороне его пребывания я ничего не знаю.Но думаю, что какую-то пользу он принес. Он человек добросовестный и тщательный. Сейчас к Вам собирается другой — также мой бывший ученик. Также человек добросовестный и без претензий. Он хорошо знает японскую книгу — научную.
От Сергея Григорьевича вестей нет, но весть
Если у Вас там где-нибудь получается наш журнал «Новый мир», посмотрите № 7 за прошлый год: там есть моя переписка с Арнольдом Тойнби. Она привлекла у нас большое внимание. Из нее Вы узнаете и в каких сферах витает в последнее время моя мысль. Посылаю Вам оттиск моей статьи в журнале «Народы Азии и Африки»: редакция, готовя юбилейный номер (50 лет «Октября»), поместила несколько воспоминаний о том, что было 50 лет назад. Думаю, что написанное мною напомнит многое и Вам, дорогой старый петербуржец…
Будьте, дорогой Орест Викторович, как можно более здоровы. И пусть будет все хорошо в Вашей маленькой семье! Шлем ей наш самый сердечный привет.
Ваш Н. Конрад.
Москва, 15 июля 1968 г.
Дорогой Орест Викторович!
Ваша «Веточка» сообщила мне о Вашей болезни, но так сдержанно, что тогда я не мог представить себе всю серьезность происшедшего с Вами: полагал, что речь идет о простом обмороке…
Ваше письмо все разъяснило. Но раз Вы сами это письмо написали, раз Вы уже дома, раз Вы сходите с Вашего nikai’я[334]
вниз, значит, все опасное уже позади и Вы восстанавливаете свои силы — на радость Вашей семье, Ваших друзей, в том числе — и тех, которые живут в квартире 111, в доме № 13 по Ленинскому проспекту Стольного града Москвы…