Ветер чужого мира

Он мог бы поступить двояко: попытаться остановить Гарриет, хоть и не знал как, или сорвать покровы с интриги, показать, что это заговор с целью исключить гильдию Сновидений из борьбы за власть, очередной ход в той самой борьбе Центрального профсоюза, о которой столь помпезно вещал комментатор.

Блейн теперь не сомневался, что ему ясна взаимосвязь между нитями заговора, пронизывавшими сегодняшние фантастические события. Но у него оставалось не так уж много времени, чтобы доказать свои подозрения. Гарриет наверняка уже охотится за фактами, на которые он ей намекнул. Возможно, к утренним выпускам она не успеет, но к вечеру вся правда наверняка раскроется.

И прежде чем это случится, у гильдии Сновидений должна появиться возможность опровергнуть носящиеся в воздухе слухи.

Оставалось проверить только один факт. Человек должен знать собственную историю, подумал Блейн. Она должна храниться в голове, готовая к употреблению, без необходимости рыться в книгах.

Люсинда Сайлоун говорила, что она из Просвещения, и, скорее всего, не лгала. Данный факт проверить легко. Спенсер Коллинз тоже был из Просвещения. По его словам, профессор социологии, разработавший некую теорию.

В истории гильдий Сновидений и Просвещения имелось нечто, свидетельствовавшее о когда-то существовавшей между ними связи. И оно могло стать решающим.

Блейн быстро прошел по коридору в кабинет. За ним по пятам следовал Фило. Включив свет, Блейн поспешно направился к полкам. Водил пальцем по рядам книг, пока не нашел нужную.

Сев за стол, он включил лампу и, быстро перелистав страницы, обнаружил то, что искал, – давно прочитанный и за многие годы забытый за ненадобностью факт.

10

Дом Фарриса окружала прочная металлическая стена, слишком высокая, чтобы ее перепрыгнуть, и слишком гладкая, чтобы по ней взобраться. У ворот стоял охранник, еще один – у входной двери.

Первый охранник обыскал Блейна, второй потребовал удостоверение. Удовлетворившись, он вызвал робота, чтобы тот проводил посетителя.

Пол Фаррис пьянствовал. На столе возле его кресла стояла более чем наполовину опустошенная бутылка.

– Что-то вы не торопились, – проворчал он.

– Я был занят.

– И чем же вы занимались, друг мой? – Фаррис указал на бутылку. – Угощайтесь. Стаканы на полке.

Блейн налил почти до краев и небрежно бросил:

– Гизи ведь убили?

Жидкость в стакане Фарриса слегка хлюпнула, но не более того.

– Следствие установило самоубийство.

– На столе был стакан, – сказал Блейн. – Гизи перед смертью пил из графина. В воде был яд.

– Зачем вы рассказываете мне то, о чем я и без вас знаю?

– И вы кого-то прикрываете.

– Возможно, – проговорил Фаррис. – И возможно, это никак вас не касается, черт побери.

– Я просто подумал… Просвещение…

– Что?

– Просвещение давно уже точит на нас нож. Я просмотрел их историю. Гильдия Сновидений начиналась как филиал Просвещения, с технологий для обучения во сне. Но потом мы разрослись, у нас появились новые идеи – тысячу лет назад. В итоге мы отделились, и…

– Погодите-ка. Повторите помедленнее.

– У меня есть версия…

– Голова у вас тоже есть, Блейн. И хорошее воображение. Все так, как я говорил сегодня днем, – в сообразительности вам не откажешь. – Фаррис одним глотком осушил стакан. – Мы воткнем нож им в спину, – бесстрастно проговорил он. – Или даже прямо в глотку. – Все так же бесстрастно он швырнул стакан в стену, и тот разлетелся вдребезги. – Почему, черт побери, никто с самого начала об этом не подумал? Все было бы намного проще… Сядьте, Блейн. Полагаю, мы с вами друг друга поняли.

Блейн сел, и его внезапно затошнило при мысли, что он на самом деле ошибся. Убийство подстроило вовсе не Просвещение. Его подстроил Пол Фаррис – и кто знает, сколько у него сообщников? Ибо никто, даже занимая пост начальника охраны, не смог бы провернуть нечто подобное в одиночку.

– Мне хотелось бы знать только одно, – сказал Фаррис. – Как вы получили тот приказ о назначении? Он не мог прийти по почте – подобное просто не входило в расчет.

– Я нашел его на полу. Он свалился со стола Гизи.

Лгать или притворяться больше не имело смысла. Ничто вообще больше не имело смысла. От прежней гордости и преданности не осталось и следа. Стоило Норману Блейну об этом подумать, как острая боль пронзила его душу – ощущение бессмысленности всех прожитых лет раздирало ее, как орудие пытки раздирает обнаженную плоть.

– А вы молодец, – заметил Фаррис. – Могли бы и промолчать, и с вашим назначением ничего бы не случилось. Смелости вам, похоже, не занимать. Мы точно поладим.

– С ним и так пока ничего не случилось, – резко произнес Блейн. – Попробуйте меня вышвырнуть, может, и получится.

Это была лишь бравада, слабая попытка дать отпор, и Блейн даже удивился собственным словам, ведь должность теперь ничего для него не значила.

– Спокойно, – сказал Фаррис. – Ваша должность никуда не денется. Рад, что все сработало как надо. Не думал, что вы на такое способны, Блейн. Похоже, я вас недооценил. – Он потянулся к бутылке. – Дайте-ка другой стакан.

Блейн протянул стакан, и Фаррис наполнил оба.

– И сколь многое вам удалось узнать?