– Не будем на нее кричать, и все будет хорошо, – сказал Тихонин. – Придет в себя, я попрошу ее на выход.
Пчела и в самом деле успокоилась; прилипла к лобовому стеклу перед лицом Тихонина. Крылья ее слегка дрожали, в них дрожал, переливаясь, солнечный встречный луч. Тихонин вежливо постучал ногтем по стеклу рядом с пчелой, она тут же сорвалась, но не упала – загудев, взлетела, метнулась прочь в открытое окно и там исчезла, подхваченная ветром…
– На что настраиваем навигатор? – спросила Мария, уже разгоняя машину. – Ставим сразу Стамбул?
– Вообще-то, я думал про Измир, – сказал Тихонин. – Есть у меня там свой человек; его зовут Зейский, и он мог бы показать нам город… Кстати уж – или уже некстати – он медик, пусть и совсем не вирусолог, но мне даже странно, что я о нем не вспомнил в нужный момент, а ведь это совсем близко…
– Не вспомнил – и не вспомнил, – успокоила его Мария. – Как оказалось, к лучшему… И что же: едем в Стамбул через Измир?
– Нет, я передумал, – возразил Тихонин. – Давай уж через Эфес: он тоже недалеко.
– Да, всего лишь в двадцати минутах, – подтвердила Мария, настроив навигатор.
Двадцать минут пути – слишком короткий срок для обстоятельных рассказов и раздумчивых откровений, зато вполне вместимый для лишних вопросов и ничтожных суждений, например, о колебаниях маршрута нашей пары, о его зигзагах, скажем так… Кто-то из нас не поленился неизвестно для чего погуглить карту и спросил: какого лешего понесло их
– Где-то здесь должен быть дом Богородицы, – вспомнил Тихонин, оглядываясь напоследок. – Поищем?
– Как-нибудь после, – ответила Мария и поторопила: – В Стамбул! В Стамбул…
Вернулись к машине, сквозь современный Эфес выбрались на скоростную трассу; она вела прямехонько в Стамбул, и Мария отключила навигатор.
Скорость была приличная, за сто пятьдесят – но и дорога долгая. Понимая, что вряд ли поспеют к ужину, на который и не хватит сил, уже порядочно проехав, они остановились в придорожном ресторане, где отметились тяжелым, с обилием баранины, обедом – последним развлечением перед завершением маршрута. Но впереди еще был долгий путь в молчании (на ста шестидесяти разговоры неуместны и опасны, напомнила Мария), в монотонном и головокружительно быстром потоке машин, количество которых возрастало по мере приближения к Стамбулу, а световая волна их подмигивающих габаритов пылала и плыла всё гуще и всё ярче по мере угасания дня… Лишь однажды, когда день совсем угас и на трассу опустилась ночь, Тихонин слева от дороги, на отдалении внизу увидел море огней и подал голос:
– Тузла!..
– Не говори о ней, – отозвалась Мария. – Из-за этой Тузлы, из-за твоего вояжа в Тузлу у меня сейчас разламывает шею, немеют руки и глаза болят.
– Прости, – только и сказал Тихонин.
– Давно простила, – уверенно ответила Мария и замолчала; когда огни злосчастной Тузлы остались далеко позади, закончила: – Простить легко. Вести машину целый день трудно. Как же я устала!