Ветры низких широт

Моряки на баке поговаривали, будто наши лодки ухитрялись проскользнуть проливы под кораблями, но это уже были чистейшей воды досужие вымыслы, которые плохо вязались с суровой обстановкой, сложившейся в тот год на Средиземном море.

Отход ОБК задерживался на сутки — шла дозаправка топливом и водой, корабли, в том числе и «Гангут», принимали на борт свежие овощи и фрукты, закупленные в Югославии и в Египте, — и с ведома старшего на рейде офицерам и мичманам разрешалось побывать друг у друга в гостях. На море стоял штиль, и катера сновали по всему рейду, напоминая городские маршрутные такси, у которых, как известно, были только конечные остановки, а все прочие назначались «по требованию». Командирские катера стояли под выстрелом — рангоутном дереве, которое на якорных стоянках вываливалось перпендикулярно борту — или на бакштовах. В любую минуту старший на рейде мог пригласить к себе командиров на совещание, и никакие оправдания в случае опоздания на такой вызов никогда и никем не принимались. Если совещание назначалось на пятнадцать ноль-ноль, то и будьте добры подняться на борт флагмана в четырнадцать сорок пять, чтобы оставалось в запасе четверть часа: заглянуть сначала в каюту к флагманскому специалисту — флажку, поговорить со старинным приятелем, получить походя втык от начальника штаба, а без одной минуты до назначенного часа уже сидеть на месте и ждать привычного возгласа: «Товарищи офицеры!»

В селе Селиванове было примерно все то же, что и на Бельбекском рейде, и на большом Кронштадтском, и в аванпорту благословенного города Лиепаи, словом, где становились на якоря хотя бы два, а еще лучше — три наших корабля, благоприятствовала погода и старший на рейде препятствий не чинил — тогда уж офицеры начинали делать визиты, как это и заведено в приличном обществе.

Больше всех катеров сходилось к флагману, и это естественно, потому что кого-то постоянно наказывали и кого-то с тем же постоянством миловали, и к «Гангуту» одолжиться — без отдачи, разумеется, — свежими газетами, сигаретами, узнать последние новости, кто и что получил да кто и за что погорел, и все такое прочее, но самое главное — справиться, не захватил ли «Гангут» письмишек из дома.

— На «Гангуте»! Для «Верного» ничего нет?

— «Верный», подваливай. Целый мешок приволокли вам. И командиру посылка.

— А «Адмиралу»?

— И «Адмирал» швартуйся.

Раз уж объявилась в село Селиваново оказия, то с этой оказией, как в глухую деревушку, и почта пожаловала. В первый день «Гангут» стал самым модным кораблем, на который хотели попасть и те, у кого там находилось дело, и те, у кого там дела не было и быть не могло. По верхней палубе парочками разгуливали молодые лейтенанты, вчерашние одноклассники, и непременно — один перед другим — рассказывали всякие истории, какие с ними за эти два-три месяца после выпуска успели произойти. Потом, спустя, скажем, год, им станет стыдно этих своих «историев», но это «потом» когда-то еще будет...

Первых гостей водили в кают-компанию, и выборный старший — им был на этот срок Блинов — от щедрот своих и товарищей офицеров, питанием которых он распоряжался, велел вестовым держать на столах печенье и вафли в неограниченном количестве, а чай всегда горячим, но, заметив скоро, что это неограниченное количество стало весьма скоро ограничиваться, указал тем же вестовым поить гостей чаем с «таком», иначе говоря, кроме сахара, на столы больше ничего не выставлять, буфет запереть на ключ, а ключ вручить ему, старшему лейтенанту медицинской службы Блинову.

Но чай — это мелочи жизни, офицеры съезжались на «Гангут» ради хорошей беседы и теплого разговора, как совсем еще недавно сходились в деревнях на свежего человека. Пожаловал и к Суханову гость, одноклассник с «Верного», для которого, «Верного» разумеется, «Гангут» привез почту. Письма приезжий лейтенант отправил с катером, а сам разыскал Суханова, и, хотя особых дружеских чувств один к другому в училище не питали, они тут же обнялись и даже расчувствовались.

— Ты давно в море? — спросил Суханов одноклассника, уведя его к себе в каюту и усадив на диван.

— Прибыл на «Верный», едва успел представиться и — сюда.

— Ну и как тут?

Тут сразу было и Средиземное море, и супостаты, которые стояли рядышком, и сама служба, и село Селиванове, и вообще, как говорится...

— Жить можно. Иногда даже за бортом промелькнет какой-нибудь островок. Или ласточка залетит. — Одноклассник заметил на переборке фотографию и заулыбался во весь свой большой рот. — А вон там, смотри-ка, и моя светлость. Я как раз после тебя получал кортик.

Но Суханову в этот момент было не до воспоминаний.

— А кроме ласточек? — озабоченно спросил он.

— Кроме ласточек тут супостатов навалом, — стараясь казаться небрежным, сказал одноклассник. — Сегодня их только трое, а то и еще столько же набьется. Стоим все вперемежку.

— Ну и что они?