Ветры низких широт

«Под видом учений, — читал Ковалев, прихлебывая из стакана чай осторожными глотками, — новейший подводный атомный ракетоносец приступил к боевому патрулированию в районе... Мирового океана. — «Так, — подумал Ковалев, — стог известен, теперь дело за золотой иголкой». — В зоне досягаемости новейшего оружия из указанного района находятся важнейшие экономические, военные и культурные центры страны. Приказываю: ...в целях воспрепятствия действиям новейшей подводно-ядерной системы и разработки ответных мер в случае развязывания агрессивных военных действий... — Ковалев опять отхлебнул из стакана и отставил его в сторону, — выявить возможные районы боевого маневрирования подводной лодки, техническую оснащенность средствами обеспечения стрельбы ракетным оружием из этих районов... с учетом географических и климатических условий... произвести анализ и оценку тактико-технических характеристик новой подводной лодки. В случае провокационных и враждебных действий со стороны иностранных ВМС строго соблюдать законы международного права и престиж Советского государства».

Ковалев придвинул к себе стакан и опять подумал: «Где находится стог, в общих чертах известно. Есть ли в нем золотая иголка — бабушка сказала надвое. При этом соблюдать законы международного права».

Он позвонил Сокольникову.

— Свободен? Зайди ко мне. — И когда тот вошел, глазами указал ему на стул, подвинул бумагу, сам допил чай и откинулся на спинку кресла, только потом спросил: — Ну как, комиссар?

Сокольников пожал плечами.

— Но ведь мы, по-моему, ничего другого и не ожидали.

— Честно говоря, я не очень понимаю, почему они выбрали этот район. Тут нет больших морских дорог, на которых можно легко укрыться за шумы торгашей. Тут же никто не ходит.

— Так, может, это их и устраивает? — осторожно спросил Сокольников.

— Допускаю, что это их устраивает. Но они тут скорее вступят с нами в контакт. Впрочем...

Сокольников спросил с надеждой:

— У тебя есть идея?

— У меня есть задание, — сказал Ковалев. — И если мы с ним не справимся, командующий повторит его «Полтаве» или «Азову» с выражением, разумеется, мне своего неудовольствия.

— Это-то я все прекрасно уяснил еще в училище. Но мне хотелось бы знать, где идея?

— А вот идеи, комиссар, нет. — Ковалев грустно улыбнулся. — Пока нет, но убежден, что вертолет пока трогать тоже не следует. Пусть постоит в ангаре. Пусть до поры до времени его у нас не будет.

— Собственно, до этого никому и дела нет. Насколько я понимаю — экраны локаторов пусты.

— А спутники?

— Ах да, — сказал Сокольников, — спутники. Они раздевают нас, как последних шлюх.

— Взаимно, — сказал Ковалев, — взаимно. Скоро в гальюн просто так не сходишь, а сперва подумаешь, фотографируют тебя или не фотографируют, чихнуть тебе или погодить.

— Ты наговоришь...

— Не нравится? Зато наглядно. Я поднимусь сейчас на мостик, поколдую со штурманами над генеральной картой, а ты сходи к акустикам. Кажется, ты брал Суханова в поход под свою ответственность? — словно бы к слову, легонечко съехидничал Ковалев.

— Все мы находимся под твоей ответственностью.

— Тем более... Разъясни им, что мы на них надеемся.

Ковалев убрал пакет в сейф, и они разошлись: Сокольников спустился к акустикам, а Ковалев поднялся на мостик.

— Локаторы чисты, как святая девственница, — сказал Бруснецов. — И чайки исчезли. Мы остались в этом прекрасном мире одни.

— Дальше будет еще тише, — заметил Ковалев. — Так что привыкай, старпом. Местечко они себе неплохое облюбовали.

— А вдруг их тут нет?

— По директиве, должны быть... — сухо промолвил Ковалев, подумав: «Типун тебе на язык», — и огляделся. Океан накатывал зеленые, облитые солнцем и поэтому словно бы глянцевые, волны, от которых несло теплом. — Иди в низы и занимайся своими делами.

— Есть, — сказал Бруснецов и не стал дожидаться повторного разрешения, скатился вниз на поручнях.

Ковалев вышел на открытое крыло, ощутил, как на него пахнуло прелью, решил: «Пора, кажется, обряжаться в тропические тряпки» — и крикнул в рубку:

— Вахтенный офицер, вызовите на мостик интенданта!

Он опять огляделся: что-то сокрыто там, в этой толще зеленой воды, и сокрыто ли что? Ему не хотелось поднимать в воздух вертолет, хотя и дураку было ясно, что без него надежда на одну корабельную акустику, пусть самую новейшую и самую хваленую, была весьма призрачной. В отличие от надводных кораблей, которые помимо слуха — акустики — обладали еще и зрением — радиолокацией, лодки на боевой позиции, подобно кротам, обладали только слухом, но этот слух заменял им и зрение, и, значит, они вынужденно слышали лучше надводных кораблей. Ковалев отлично сознавал, что, окажись лодка в этом районе, она первой вступила бы в контакт с «Гангутом» и могла бы весьма долго, не меняя сути своего задания, иначе говоря, оставаясь на своей боевой позиции, находиться вне поля слышимости «Гангута». Она здесь, но ее же и нет, этой золотой иголки в огромном стогу сена.