В частях началась горячая работа по подготовке к предстоящему наступлению.
В это время я много разъезжал по частям, часто беседовал с красноармейцами и воочию убедился, что ни кровопролитные бои, ни долгий отход не подорвали боевого духа красноармейцев, которые так и рвались в бой.
Через Десну переправлялись под покровом темноты с соблюдением всех мер предосторожности. Однако, несмотря на все это, белые вое же заметили нас и начали обстреливать место переправы из пушек. Вскоре заговорили и их пулеметы. Между тем переправочные средства первого эшелона уже достигли противоположного берега. Бойцы с криком «ура» бросились на позиции белых и смяли их.
К Чернигову красные части подошли с той стороны, откуда белые не ждали их. Город удалось освободить довольно быстро. Часть, в которой находился я, получила задачу очистить город от мелких групп противника. Промокшие до костей при переправе, мы прочесывали улицы, выкуривая врагов из домов и укрытий.
И хотя погода была не ахти какая, обмундирование на нас довольно быстро высохло. В пылу боя мы даже не заметили этого.
Успех сопутствовал частям Красной Армии на всем фронте. В ноябре был освобожден Чернигов, в декабре — Киев, в апреле — Одесса.
Товарищ Грозный, в распоряжении которого я тогда находился, послал меня в Нежин, где тогда располагалась инспекторская группа. Прибыв туда, я доложил, как положено, о своей работе. Обратно в часть меня не отпустили, а послали под Киев.
В Киев я вошел с частями Красной Армии. Когда город был занят белыми, в нем оставалось несколько наших товарищей. Они рассказали нам, как бесчинствовали тут белые.
Выполнив порученное мне задание, я выехал в Коростень, где находился наш интернациональный полк. Однако, пока я туда добрался, полк переместился в Житомир, и там я его нагнал. Со мной был один боец. В дороге он заболел, и я ухаживал за ним. В Житомире на вокзале я сдал больного врачам, и его увезли в госпиталь.
Земляки, увидев меня, обрадовались. Решили отпраздновать встречу, пошли в небольшой ресторанчик.
Стол был по тем временам хороший. Однако, когда я начал есть, меня начало мутить. На следующий день меня с высокой температурой положили в госпиталь: я заболел тифом, заразившись от больного красноармейца, за которым ухаживал по пути в Житомир.
Из госпиталя меня выписали только в феврале, но я и после этого еще две недели ходил словно глухой.
После выздоровления меня направили в Балту, но я не попал туда из-за наступления белополяков. Был в Одессе, потом меня откомандировали на румынскую границу. В Балте я оказался только в июне.
В ту пору на Украине бесчинствовали различные банды, которые мешали местным органам Советской власти. Они грабили и зверски убивали людей. Это было отребье из недобитых белых армий, однако в то время оно представляло значительную опасность для молодой и еще не окрепшей Советской республики, тем более что действовали бандиты на огромной территории, перемещаясь с одного места на другое.
Одним из таких бандитов был и атаман Заболотный, бесчинствовавший в районе Балты. Заболотный настолько обнаглел, что не боялся появляться белым днем в районном центре, и не где нибудь, а на базаре.
В город на базар крестьяне привозили продавать продукты из сел. Каждый торговал тем, что имел. Один усатый крестьянин торговал творогом. Распродав целую бочку творога, он перевернул ее вверх дном и исчез. А на дне бочки красовалась надпись: «Кто покупал творог из этой бочки, тот видел Заболотного!» Подобные трюки в то время были не редкостью.
Прибыв в Балту, я явился в уездный комитет партии за получением нового задания. Придя в комитет, я протянул мандат, выданный мне еще в Москве. Председатель парткома, проверив документы, спросил:
— А с какого года вы в партии? С семнадцатого?
— Нет, — возразил я. — В партию я вступил в восемнадцатом году, в Саратове.
— Вот как? — удивился председатель. — А разве не вы в Криндачевке разносили по шахтам партийную литературу?
— Откуда вам это известно? — заикаясь, произнес я.
— Вы меня не узнали? Ведь листовки вы передавали мне лично в руки. Почему же вы говорите, что в партии с восемнадцатого года? Ведь это было в семнадцатом.
— Когда я в Криндачевке помогал большевикам, я еще не был членом партии, — объяснил я.
— Вам что-нибудь известно о бесчинствах местных банд и о том, какой вред наносят они Советской власти? — спросили меня.
— Да.
— А нет ли у вас желания повоевать с ними?
Я не долго думая согласился. Получив указания, пошел на квартиру, где остановился.
У хозяйки была пятилетняя внучка. Я подружился с ней, делал ей из бумаги лодочки и другие игрушки.
— Когда ты был маленьким, у тебя тоже была такая лодочка? — спрашивала она меня.
— Конечно была, — отвечал я.
— А ты куда запускал ее плавать?
— По реке Тисе, и она плыла до самого Черного моря.
— А где это Черное море?
— Недалеко отсюда. Здешние речки тоже, в него текут.
— А в той реке есть рыба?
— Конечно. И очень много. По утрам я всегда ловил рыбу.
Вот так примерно мы и разговаривали.