Виршалаим

Прошлою ночью я нечто важное понял —
То, о чём заикнуться неловко днём:
Тихо
живёт в тебе
маленький гордый пони —
Пони, который мечтает ходить конём.

Это сродни открытию было!.. Сам не

Веря, свершил я второе – секунду спустя:
Оба с тобой не пустеем! Во мне – всадник:
Всадник,
который по факту —
всего лишь дитя.

Хочет коня он – рыбою оттого и

Бьётся об лёд грудины – напорист, горяч…
Хочет коня – вот только не чтобы запрячь:
Хочет – в седло. Да полётом скакать на воле!..

Бьётся так, что захлёбываюсь душою.

Люди гудят: «До покою, чудак, не дорос!»
Я же его и в водке топил дешёвой,
И в вонючем дыме своих папирос,

Но – не тонет мечтатель. Лишь воет: «Не лезьте! —

Тем, кто снаружи. – Не лезьте в чужой каньон!»

Понял я ночью:

будь с тобою мы —
вместе,
Стал бы
твой пони
верным его конём!..

«Аккумулятор сел…»

Веронике Солдатовой

Аккумулятор сел:
почти не осталось сил.
Отвернулись все,
кто прежде превозносил.

Ты в своём полусне

сам с собой – одинок.
С неба валится снег;
ты – с ног.

Снег идёт по зиме,

ты – по Москве.
Нос заложен; взамен
вот тебе – сквер

с деревом, с лавкою – бес —

спорно, внаём.
Падает снег с небес,
ты – на неё.

Разом, как аккумуля —

тор, что в тебе,
сел и сам, полудремля,
тоже теперь —

И запрокинул лицо

в тёмную высь.
Чувствуешь? Сыпет хрустальной пыльцой,
звонкой, что птичий свист…

Чувствуешь. И открываешь рот,

что держал на замке:
снег – сладковато-хрустальный сироп —
тает на языке.

Солнце встаёт, горизонт

в утре топя.

Встань и ты, моё золото:

верю в тебя.

«Если был я попутчиком…»

Если был я попутчиком
каждой из прежних зим,
То двадцатая мне без повода – поводырь:
На вокзал притащила, втолкнула там в магазин,
Где купил я в дорогу пряников и воды;

По перрону – волоком; в третий вагон – пинком:

Ошалелый диктатор, безжалостная госпожа…
О зима, я под кайфом – я под твоим каблуком;
Вот лежу на полке, дрожащим дышу потолком…
Еду в Питер – без сожаленья и багажа.

Позвоночником чую: внизу наливают чай,

И отхлёбывают помаленьку, боясь расплескать, и…
Да плевать. Я один, но невелика печаль.
Я чуть-чуть не в себе, но в тепле и в родном плацкарте.

С ложа сложно ли спрыгнуть? Раз – и в тамбур лечу,

Да качаясь, как табор, который – незнамо куда.
Чую: тянут карман, подобно магарычу,
Сигареты, помятые пряники и вода.

В тамбур выйдя, как в люди, долго и глупо курю,

После – будет милей согреваться в уснувшем вагоне!..

И декабрь мне понятен, аки дикарь – дикарю,

И тепло в животе —
по-детски,
по-новогоднему.

Джокер