Вижу зелёный!

—      Так ты, стало быть, Сергей Ивашин? Слышал я, что ты в неприятную историю замешан. Ну пойдем, поговорим.

Они отошли в сторону. Толик с Олегом с некоторой тревогой наблюдали за ними. Сначала старый мастер о чем-то расспрашивал Сергея, тот отвечал неохотно, хмуро глядя в землю, но потом разговорился, оторвал взгляд от пола и, все более и более оживляясь, начал рассказывать. Иван Алексеевич слушал его, время от времени сочувственно кивал и в то же время довольно поглаживал себя по голове.

—      Порядок! — подмигнул Олег Толику. — Раз старик по голове себя гладить начал, значит, возьмет.

—      Дай бог нашему теленку... — проговорил Толик.

Сергей вернулся к ним минут через пятнадцать.

—      Ну как? — спросил его Толик.

—      Велел завтра документы приносить.

—      Ну и чудесно! — обрадовался за друга Толик. — Я тоже завтра заявление в отдел кадров отдам.

—      Ну и старик, — восхищенно произнес Сергей. — Всю душу у меня наизнанку вывернул!

Толик взглянул на него и подивился: как все-таки настроение изменяет внешний вид человека. Вот появилась даже еще не радость, а только надежда на радость, и уже засветились глаза, исчезли из них затравленность и озлобленность, даже цвет лица — и тот изменился.

Но тут он вспомнил, как встретил его начальник отдела кадров, и забеспокоился: уж если он Толика с такой неохотой принимал, то что же будет, когда он увидит документы Сергея!

Надо было что-то срочно предпринять. Наверное, лучше всех помочь в этом деле может сам Иван Алексеевич. И едва Сергей вышел из цеха, Толик кинулся к старому мастеру.

Тот хмуро встретил его, недовольно рассматривая стойку контактора, на которой явно проступала трещина.

—      Варить нужно, — вздохнул он и повернулся к Толику. — Ну чего тебе еще?

Толик рассказал о своих сомнениях.

—      А он что же, ждет, что его, как героя, всюду будут с цветами да распростертыми объятиями встречать? — все так же сердито спросил Иван Алексеевич.

—      Да не о том речь! — воскликнул Толик. — Вы понимаете: кадровик совсем его на работу не примет, совсем! А для Сергея это такой удар будет, что после этого он и подняться не сможет.

Иван Алексеевич нахмурился еще больше.

—      С него станется, может и взаправду не принять. Ну да на нем свет клином не сошелся. Я с начальником депо поговорю.

Вот теперь Толик успокоился. Уж если Иван Алексеевич за что взялся, то можно считать все в порядке. Он не только до начальника депо дойдет, но, если надо, и до начальника отделения, и до начальника дороги. Словом, работать Сергею в депо!

Так оно и получилось. Уже через день Сергей вступил в цех на законном основании как ученик слесаря, а еще через день, тепло распростившись с друзьями и Иваном Алексеевичем, ушел из цеха Анатолий Коваленков, ушел на электровоз. Помощником машиниста. Провожая его, Иван Алексеевич дал наказ:

—      Смотри, высоко держи там нашу марку! Чтобы знали все: ты не откуда-нибудь, а из аппаратного цеха!

Теперь у Толика стал новый наставник — машинист-инструктор Николай Васильевич Кузин. Внешне он ничем не был похож на Ивана Алексеевича: лет на десять моложе его, высокий, полноватый, с большими залысинами и довольно-таки редким мысом волос, узким язычком набегающим на лоб. Но было в них какое-то внутреннее сходство: твердая уверенность в важности и необходимости своего дела, рабочая гордость и хозяйское отношение ко всему окружающему. Иногда это внутреннее сходство бывало так велико, что Толик, забывшись, называл нового наставника «Иван Алексеевич». И тот не обижался, во всяком случае, не показывал и вида.

Лишь одно огорчало Толика: Николай Васильевич выдерживал его, никак не хотел брать с собой в поездку. Сам занимался с ним в техкабинете на макетах и схемах, вместе принимали и осматривали электровоз перед поездкой, а в поездку никак не брал, сколько Толик не упрашивал его.

—      Успеешь, наездишься. Еще надоест, — усмехаясь, отвечал он на все уговоры Толика.

Но наконец пришел тот день, когда он сам сказал Толику:

—      Собирайся. Завтра поедешь с нами третьим на Инзу. Явка в пять тридцать.

И вот ранним декабрьским утром, гордо помахивая небольшим чемоданчиком, Толик шагал по улицам родного города. Снежок, выпавший накануне вечером, поскрипывал по ногами, прихваченный утренним морозцем, и на этом снегу оставались четкие следы рифленых подошв. Было такое время, когда ночь уже кончилась, а утро еще по-настоящему не наступило, и в воздухе кисеей повисла серая полумгла.

Толик оглядывался по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых. Но улицы были пустынны — слишком ранний час. А жаль! Как хорошо бы встретить сейчас кого-нибудь из одноклассников. И Толик даже представил себе возможный разговор с этим встреченным приятелем. Тот, конечно, сразу заметит чемоданчик в его руке и уважительно спросит:

—      В поездку?

—      В поездку, — небрежно подтвердит он.

—      Куда?

—      На Инзу.

—      На какую точку?

—      На шесть тридцать две.

—      А чего ж так рано идешь?