Вижу зелёный!

—      Сказал же, что не могу. А то завтра на проверке к поездке не допустят. — Он повернулся к Толику: — Мы с тобой не договорили. Пошли, сядем.

Они отошли в сторонку и уселись на кучу старых матов. Вокруг шумели, разговаривали каждый о своем, не слушая, перебивая друг друга. Подействовала ли выпитая водка на Толика, или ему сразу понравился Костя Сергеев, а может быть, просто накипело на сердце и захотелось с кем-нибудь поделиться своей бедой, но Толик рассказал ему все: и про пьяные скандалы отца, и про изрезанную одежду, и про то, что он решил поступать на работу и кончать десять классов в вечерней школе.

—      Значит, твердо решил? — спросил его Костя, когда он выплеснул все, что скопилось у него на душе.

—      Железно.

—      А куда думаешь поступать на работу?

—      Пока не знаю. Куда примут.

— Слушай! — схватил его за руку Костя. — Есть идея: пойдем к нам в депо! Будем и работать вместе и играть. Лады?

—      Я что, я бы с удовольствием. Примут ли?

—      Примут! — убежденно сказал Костя. — Сам сказал, что здоровье у тебя в порядке. Вот что. Завтра выходной, да и я в поездке, а послезавтра часа в три приходи в депо. Знаешь, где у нас отдел кадров? — Толик кивнул. — Вот туда и приходи. А я до этого кое с кем поговорю. — Он взглянул на часы и присвистнул: — Ого, уже девятый час. Вот засиделись! Ты домой, или еще останешься?

—      Домой.

—      Ну тогда пошли.

Они вышли из домика. Уже стемнело. Высоко в небе зажглись первые неяркие звездочки. Воздух был густой и чистый, каждый глоток освежал, как стакан холодного нарзана. Сюда не доходили со станции гарь тепловозов и маневровых паровозов, пыль и выхлопные газы машин. Из парка доносилась музыка: на танцевальной площадке играл инструментальный ансамбль.

—      Тебе на низ? — спросил Костя.

«Знает, где я живу», — мелькнуло в голове Толика.

—      На низ.

—      Ну, тогда до свидания. Так не забудь: в понедельник в три часа.

Он крепко пожал Толику руку, как равному, и свернул налево, к калитке. Толик смотрел ему вслед, пока он не скрылся, потом перекинул сумку через плечо и зашагал домой. На душе у него было радостно и от удачной игры, и оттого, что его приняли в команде, да, возможно, и хмель немного кружил голову.

Идти Толику нужно было через парк. Он прошел тенистой темной аллеей и вышел в центр, на знаменитый «пятачок». Это была свободная от деревьев площадка. Вокруг памятника Ленину разбит небольшой цветник, а по большому кругу, огибая цветник, обычно гуляли посетители парка. Здесь встречались и знакомились, здесь завязывались легкие романы и серьезная добрая дружба. Каждый, кто приходил в парк, почти обязательно делал два-три круга по «пятачку», а потом уже отсюда парами или группами, реже в одиночку, расходились: кто к аттракционам на качели или карусели, а то и на «колесо обозрения», кто на танцплощадку, кто просто погулять по тенистым аллеям, посидеть в укромном уголке на лавочке.

Толик спокойно шагал по краю, навстречу движению, равнодушно поглядывая на гуляющих. Время от времени его окликали знакомые, он приветливо махал им рукой, но не останавливался: А когда уже подходил к повороту на аллею, ведущую к воротам, кто-то выскочил из общего потока и загородил ему дорогу.

—      И куда это вы, милостивый государь, запропаститься соизволили? — услышал он знакомый голос Сергея. — Ищут его и отважные юноши, и прекрасные девицы, утирая слезы горькие узорчатыми платочками.

—      А-а, это ты, Серега, — спокойно ответил Толик. Встреча его не особо обрадовала. — В раздевалке был.

—      О-о, — в наигранном восторге картинно развел руками Сергей, обращаясь больше не к Толику, а к двум девушкам, тоже вышедшим из круга прогуливающихся и вставших рядом с ним. — Полюбуйтесь, девушки, перед вами чудо двадцатого века — человек-невидимка. Трижды мы заходили в раздевалку и не видели его, а он только молча поглядывал с высоты своего величия.

Обе девушки с любопытством посматривали на Толика.

—      Ладно, не шебарши, — остановил Сергея Толик. — Мы в задней раздевалке были.

—      Все ясно! — Сергей поднял обе руки ладонями вперед. — Маленький банкет (слово «банкет» он произнес на французский манер немного в нос) по случаю блестящего дебюта вратаря экстра-класса Коваленкова Анатолия. Причина уважительная. Так извиним его, девушки?

—      Ты бы лучше познакомил, — сказал Толик.

—      С нашим-вашим превеликим удовольствием. Тем более, что девушки и сами жаждут познакомиться с выдающимся спортсменом, героем сегодняшнего матча. Рекомендую, девушки: мой друг Коваленков Анатолий.

Первой протянула ему ладошку, сложенную лодочкой, девушка с короткой стрижкой и аккуратно закрученными на висках колечками темно-каштановых волос:

—      Вера.

—      Надежда, — представилась другая, которая была немного повыше и потемнее. Волосы ее пучками торчали в разные стороны, словно она взъерошила их, а причесаться забыла.

—      Ого! — воскликнул Толик. — Сразу и Вера, и Надежда. Только Любови не хватает.