Вижу зелёный!

По мелким деталям, ничего не говорящим другим: по тому, что игрок для разбега отошел немного вправо от мяча — значит, бить будет с правой ноги, как перед разбегом постучал носком бутсы о землю, словно плотнее насаживал ее на ногу — значит, бить будет подъемом, по постановке ноги перед ударом Толик угадал направление полета мяча. Нет, угадал — это не то слово. В тот момент, когда нога динамовца коснулась мяча, — Толик долго после игры, вспоминая этот эпизод, видел мяч и эту ногу, как стоп-кадр или фотографию, вырванное из времени мгновение — в его мозгу словно сработала сигнальная система: «В левом нижнем углу!» И тело, послушное этому сигналу, метнулось в левый нижний угол.

Их пути, пути полета тела и мяча, в какой-то точке должны были пересечься. Но еще в воздухе Толик с ужасом почувствовал, что этого не случилось. Руки его схватили пустоту. Все еще безнадежно вытягиваясь за мячом, он не успел сгруппироваться и больно ударился о землю. Оглушенный ударом, лежал на земле. Вставать не хотелось. Он не понимал, почему так радостно орут и беснуются болельщики, почему такие огорченные лица у динамовцев и почему так радостны бегущие к нему игроки «Локомотива».

—      Ну, молодец! Ну, молодец! — тиская его за плечи, кричал в самое ухо свалившийся на него Костя Сергеев.

—      А чего молодец? — горько ответил он, высвобождаясь. — Ведь забили?

—      Мимо! — торжествующе заорал Саня Чубчик. — Он мимо пробил!

Теперь Толику стали понятны восторг одних и огорчение других. Но сам он особой радости не испытывал.

—      А я тут при чем? — с неосознанной горечью сказал он. — Его и благодарите, что в ворота не попал, — кивнул он в сторону нападающего динамовцев.

—      Ну, нет, парень, — ответил Костя. — Этот одиннадцатиметровый ты смело можешь в свой актив записать.

—      Это почему же? — не понял Толик.

—      А потому. Во-первых, ты его в игре запугал: что ни удар — ты все берешь. Вот он и понял: чтобы тебе забить, надо в самый угол ударить да еще сильно, а это, сам знаешь, не так-то просто. Ну, а во-вторых, ты так уверенно заявил, что возьмешь, — я и то поверил. Кстати, если бы он в ворота попал, ты бы запросто взял. У тебя бросок до самой штанги был, я же видел.

Хотя Толик и не совсем был с ним согласен, на душе у него стало гораздо радостнее, и тайм он доиграл на прежнем душевном подъеме.

Когда прозвучал свисток на окончание первого тайма, Толика окружили болельщики, знакомые и незнакомые. Они жали ему руку, похлопывали по плечу, поздравляли. Он отмахивался:

—      Погодите, впереди еще один тайм!

Но болельщики, видимо, считали, что игра уже сделана, и праздновали победу.

Кое-как отделавшись от них, Толик пошел к раздевалкам. В помещение идти не хотелось. Толик знал, что там сейчас не продохнешь, битком набито народу, и остался снаружи. Мимо него, постукивая шипами бутс по асфальтовой дорожке, прошли в раздевалки футболисты «Динамо». Они взглядывали на него и ускоряли шаг, только Олег задержался и подошел к нему.

—      Привет, Толик! Ты сегодня первый раз за взрослых стоишь? — Толик пожал протянутую ему руку и молча кивнул. — Молодец, классно сыграл. Если бы не ты, мы бы штук пять закатили, не меньше.

Толик снова промолчал. Похвала противника была ему приятна. Тем более, что говорил Олег искренне, даже, пожалуй, с некоторой горечью.

— Я тебя не здорово ушиб? — поколебавшись, спросил Олег.

Только сейчас Толик почувствовал, как у него ноет грудь после удара Олега.

—      Да нет, ничего, — ответил он.

—      Ты извини, не удержался, пробил.

—      Да ничего, — повторил Толик.

Олег ушел. Из домика выглянул Костя Сергеев.

—      Вот ты где, — сказал он, увидев Толика. — А я уж подумал, не задушили ли тебя в объятиях восторженные болельщики.

Толик промолчал. Костя, видимо, решил, что ему не понравилась его шутка и сменил тон:

—      В раздевалку не хочешь идти?

—      Душно там.

—      Ага. Ну, пойдем посидим.

Они отошли к площадке городошников и уселись на низенькие скамеечки. И сейчас же их окружили болельщики. Но понимая, что между ними какой-то важный разговор, ближе чем на полметра не подходили:

—      Ты летом как? Едешь куда? — спросил Костя.

Толик подумал об отце и махнул рукой.

—      Куда мне ехать? Все лето дома буду. Только, наверное, с полмесяца в совхоз с классом ездить будем, отрабатывать.

—      Знаю, производственная практика, пятая трудовая четверть. Ну это мы как-нибудь уладим и с администрацией школы, и с дирекцией совхоза.

—      А что?

—      Да вот решили мы тебя в заявку включить. Как, сыграешь за нас?

Среди окружавших их болельщиков пробежал заинтересованный шумок.

—      Да я с удовольствием! А разрешат?

—      Если со здоровьем все в порядке, разрешат.

—      Здоровье у меня — дай боже!

—      Вот и добро.

Они помолчали. Потом Костя спросил:

—      Ну, а вообще что ты думаешь делать дальше? Не сейчас, а когда закончишь десятый класс. В институт пойдешь или на работу?

—      Не знаю, — Толик снова вспомнил об отце. — Может быть, и в десятый не пойду. То есть пойду, но только в вечернюю. Работать придется.