Вижу зелёный!

—      Это почему? — повернулся к нему Костя, но Толик ответить не успел: судейская сирена снова позвала на поле.

—      После игры поговорим, — бросил Костя. — Ты смотри, никуда не уходи!

Второй тайм показался Толику неинтересным. Динамовцы, обескураженные неудачами в первом тайме, «сломались», стали играть вяло, почти не бегали. Никто не открывался, не предлагал себя для продолжения атаки, не боролся за потерянный мяч, а останавливался и упрекал партнера за неточную передачу. За весь тайм они ударили по воротам Толика раз пять или шесть, да и то издали.

И все равно каждый раз за его спиной — теперь он уже видел и слышал все — раздавались восторженные голоса болельщиков, из которых выделялся хриплый голос Петровича:

—      Для него, паразита, такие мячи — семечки!

Или:

—      Ты посмотри, как он, паразит, мяч взял! Как арбуз с полки! И не почесался!

А игроки «Локомотива», уже не очень беспокоясь о защите своих ворот, воодушевленные отличной игрой вратаря, перешли в атаку. И два мяча, забитых в ворота динамовцев, стали логическим завершением их игрового перевеса.

В раздевалке Толик устало опустился на скамейку. Тупая боль в груди напоминала, что удар Олега не прошел бесследно. И, кроме того, болезненно саднило бедро. Он посмотрел: так и есть, содрал кожу. Это, наверно, когда бросился за мячом во время пенальти. Он хотел найти медсестру, взять у нее йод, но подумал, что потом она обязательно пойдет в больницу и, не дай бог, встретится с матерью. Та обязательно спросит, что было на футболе, и, если сестра скажет, что он брал йод, мать будет очень беспокоиться.

Решил: «Дома смажу». Душевые еще не работали — сезон не начался; умывались на улице из ведра. Толик стянул через голову свитер и майку. Кто-то из игроков, кружкой зачерпывая из ведра, лил ему воду на плечи. Разгоряченное игрой тело остывало медленно. Потом он устало переоделся, сложил форму в спортивную сумку и направился к выходу.

—      Ты куда? — заслонил ему дорогу Корин. — Можно сказать, герой матча, и смотаться хочешь? Не выйдет, душа любезный.

—      А чего еще делать?

—      С нами пойдем, — обнял его за плечи подошедший Костя Сергеев. — Ребята хотят отметить победу. Ну и тебя, нового вратаря. Сыграл ты сегодня отменно.

—      Местком деньги отпустил, — подхватил Корин. — Ну и Петрович две бутылки проспорил, помнишь?

Они вышли из домика, обошли его кругом и зашли с другой стороны. Это была уже не кладовка дяди Васи, а целый склад крупного спортивного инвентаря. Раньше Толик здесь никогда не бывал и теперь осматривался с интересом. Вдоль стен в специальных стеллажах стояли лыжи с уже вставленными в крепления ботинками, на полу лежали какие-то шесты, стойки, вероятно, для прыжков, свернутый в большую спираль резиновый шланг для заливки катка зимой, а летом для поливки газона на футбольном поле.

В центре стояли сдвинутые шахматные столики, возле них хлопотали Ковалев и Корин, нарезая крупными кусками колбасу и белые булки. В центре стола сверкнули пять или шесть уже откупоренных бутылок водки. В комнате были все игроки команды и человека три незнакомых Толику. Судя по тому, как уважительно говорили с ними все, — это было какое-то начальство. Стульев не хватало, потому расселись кто куда: кто на свернутый шланг, кто на какие-то ящики, а большинство остались стоять.

—      Банкуй, дядя Вася! — озорно крикнул от стола Корин.

Дядя Вася степенно подошел к столу, оглядел всех, видимо, подсчитывая, на сколько человек разливать, потом взял в руки бутылку. Стаканов нашлось только три. Дядя Вася разлил бутылку — во всех стаканах жидкость была на одном уровне.

—      Не глаз — ватерпас! — восхищенно прищелкнул языком Корин.

—      Ты, дядя Вася, в армии, наверно, старшиной был?

—      Нет, он по буль-булям считает. Как двадцать раз в горлышке булькнет, так и норма.

—      Это что, — вмешался Ковалев. — Вот со мной на паровозе помощник ездил. Так тот, паразит, хоть на пятерых бутылку разливать будет, а себе, последнему, все равно стакан выгадает. Его за это Цыганом звали.

—      А где он сейчас?

—      Когда на электрическую тягу переходить стали, машинистом уже ездил, — завербовался куда-то на Север. Потом писал, что пить бросил.

—      Ну, он бросил, а мы выпьем, — сказал дядя Вася. — Кто первый? Подходи!

Ковалев сглотнул слюну и отвернулся от стола, подальше от соблазна.

—      Вон пусть Толик начинает, он сегодня именинник. — Корин уже протягивал стакан: — Держи, тезка!

«Разве его тоже Анатолием зовут? — подумал Толик. — Вот не знал. Все Заводной да Заводной».

—      Не надо бы парню. Вроде рановато, — возразил Костя Сергеев, но ему и договорить не дали:

—      Брось, капитан. Парень сегодня взрослым стал, за взрослых играет!

—      Да как играет! Если честно говорить, в сегодняшней победе на девяносто процентов его заслуга.

—      Это точно! — подхватил Петрович. — Из-за него, паразита, я две бутылки проспорил!

—      Жалеешь, что ли? — поддел его Корин.