Вижу зелёный!

Костя и Толик вошли и остановились около дверей. Толик огляделся — он был тут в первый раз. Комната большая, но темноватая. Окна, хотя и достаточно большие, прокоптились многолетней паровозной гарью и слабо пропускали дневной свет, поэтому у большинства сотрудников горели на столах электрические лампы. Вдоль стен тянулись высоченные, под самый потолок, шкафы. Некоторые из них были открыты, и оттуда выглядывали картонные папки — «личные дела» работников. Письменные столы были отодвинуты от стен в кажущемся беспорядке, словно стадо неведомых животных разбрелось по пастбищу-комнате. У некоторых столов пространство между ножками и тумбочками было закрыто ватманской бумагой, пришпиленной кнопками. Толик хотел спросить у Кости, зачем это сделано, но заметил, что это только у тех столов, за которыми сидели молодые женщины.

«Вот оно, неудобство мини-юбок», — сообразил он.

А между тем председатель месткома прошел в глубь комнаты и остановился у одного стола. Его хозяин стоял возле шкафа. В отличие от председателя месткома, был он приземист, толстоват и уже основательно полысевший. Две эти фигуры, высокая и низенькая, худощавая и толстая, так контрастировали между собой, что Толик чуть не фыркнул вслух, но вовремя сдержался.

«Прямо Штепсель и Тарапунька», — подумал он. Председатель месткома обменялся рукопожатием со своим антиподом.

—      Иван Сергеевич, тебе начальник депо звонил?

Тот достал из шкафа папку, раскрыл ее, пробежал глазами по строчкам, видимо, не нашел того, что искал, скептически поджал губы, недовольно захлопнул, поставил на место и только после этого ответил:

—      По какому вопросу?

—      По вопросу приема на работу.

—      Кого?

—      Коваленкова Анатолия. Вот его, — кивнул Николай Михайлович на Толика, и тот непроизвольно шагнул вперед.

—      Опять спортсмен? — смерил Иван Сергеевич взглядом Толика. — Вот они у меня где сидят, твои спортсмены! — Он похлопал себя по жирной, в складках, короткой шее и сел за свой стол. Николай Михайлович, не ожидая приглашения, уселся напротив него, Костя и Толик остались стоять. — То у них соревнования, то сборы, — продолжал Иван Сергеевич, — то за отделение выступать, то за республику! И всех освобождай! А кто за них работать будет?

«Не больно-то на твоей шее усидишь!» — неприязненно подумал Толик.

—      Тебя послушать, так ты бы никого на работу не принимал, — спокойно возразил ему председатель месткома. — Пожилые — на пенсию скоро, молодых того и гляди в армию заберут, женщины — в декрет кой грех уйдут, а мужчины — не дай бог в вытрезвитель попадут, опять тебе беспокойство да хлопоты.

—      Проводи, проводи воспитательную работу, — усмехнулся Иван Сергеевич. — Его, говоришь, оформлять? — Он снова внимательно оглядел Толика. — В какой цех?

Толик в замешательстве оглянулся на Костю.

—      Я-я не з-знаю.

—      К нам, помощником, — пришел на выручку Сергеев.

—      Помощником? А сколько вам лет, молодой человек?

—      Семнадцать.

—      Э-э, тогда никакого разговора не может быть. В помощники машинистов моложе восемнадцати лет мы не принимаем. — Он шустро, словно мячик или воздушный шарик, подскочил со стула, подбежал к шкафу, снял с полки новую папку и погрузился в нее, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

—      Подожди, Иван Сергеевич, — остановил его председатель месткома, — есть же, вероятно, какие-нибудь исключения.

—      Никаких исключений, уважаемый Николай Михайлович, никаких, — похоже было, что он был рад, что все так обошлось. — Не мне вам объяснять. Работа связана с движением, и если что случится, нам с вами первым отвечать.

—      Что же делать? Тебе еще долго до восемнадцати? — повернулся председатель месткома к Толику.

—      В ноябре исполнится.

—      Н-да. Еще больше полгода...

—      А если в цех? — вмешался вдруг Костя.

—      В цех? Верно, это выход. Как, Иван Сергеевич, в цех оформишь?

Тот, не отрываясь от папки, пожал плечами.

—      А в какой цех? — спросил Николай Михайлович.

—      Лучше всего в аппаратный, — радостно подхватил Костя. — Коллектив там хороший. И помогут, и спросят в случае чего.

—      Пойдешь в аппаратный? — спросил Толика предместкома.

—      Пойду! — не задумываясь, ответил тот.

—      Только без направления комиссии по трудовому устройству я не приму, — торопливо заверил Иван Сергеевич.

—      Ладно, ладно, будет направление, — успокоил его предместкома и положил руку на плечо Толика. — Ну, парень, слышал? Готовь все документы и оформляйся. А ты, Иван Сергеевич, запиши его фамилию, а то еще забудешь.

—      Забуду — напомнишь, — буркнул тот.

Когда они снова вышли на площадь и Николай Михайлович распрощался с ними, Толик спросил у Кости:

—      А чего этот... ну, из отдела кадров уж больно против меня настроен?

—      Не обращай внимания. Это он не против тебя, а всегда так. Такой уж у человека характер. Поворчит, поворчит, а сам сделает. Впрочем, и его понять можно, возни с вами, несовершеннолетними, много. В ночную смену не пошлешь, работать на час меньше, в отпуск только летом, сверхурочно работать не заставишь.