Вкус Парижа [Литрес]

– Что с ним, доктор? Что случилось? Вызовите помощь! Додиньи! Вы слышите нас? Вы можете говорить? Разденьте его!

Мне было не до них. Губы припадочного посинели, глаза закатились, тело стало горячим, а дыхание то учащалось, то почти замирало – явные признаки дыхания Чейна – Стокса. Это не был эпилептический припадок. Симптомы казались похожими на признаки отравления атропином. Я попытался разжать ему челюсти, чтобы вызвать рвоту, но зубы несчастного намертво стиснула судорога.

– Быстро, инспектор, в Отель-Дьё!

Я скинул с себя пиджак, вместе с сержантами подхватил корчащееся тело, и мы двинулись на улицу так быстро, как только позволяли зеваки и лестницы. Во дворе уже стоял фургон для перевозки заключённых, сержанты распахнули задние дверцы, затащили внутрь потерявшего сознание Додиньи, я вспрыгнул следом, перевернул больного набок. Теперь, если его вырвет, он хотя бы не задохнётся.

Машину трясло и заносило на поворотах, мне пришлось следить, чтобы голова несчастного не билась о металлическое днище автомобиля. Он хрипел и дёргался, но продолжал дышать. Пока он дышит, он жив. Мы успели довезти его до больницы.

В приёмном покое мне на помощь пришёл доктор Серов. Вместе мы вкололи Додиньи миллилитр однопроцентного раствора пилокарпина, промыли желудок слабым раствором марганцовки, а затем ввели солевое слабительное.

Появившийся токсиколог, доктор Тиффено, подтвердил мой диагноз:

– Белладонна. Несомненно. Повезло ему, что доза оказалась недостаточной. Как это произошло?

– Не знаю. Это случилось в аукционном доме. Он оставил свой бокал на подоконнике и вышел на середину зала обследовать предназначенное для аукциона кресло. Он так эффектно разоблачал подделку раритета, что вся публика столпилась вокруг, все смотрели только на него. Кто угодно тем временем мог отравить его шампанское.

К вечеру Додиньи всё ещё хрипел и бредил, артериальное давление оставалось ниже уровня парижского метро, тахикардия продолжалась, лоб пылал, рот был совершенно высохший, безобразно опухшее лицо пугало, но опасность для жизни миновала. Мартина Тома настояла, чтобы я отправился домой, пациента перенял наш неизменный помощник доктор Серов. Русские доктора не имели права заниматься в Париже медицинской практикой, но старик уже давно помогал в госпитале в качестве добровольца, и все мы, включая строгую Мартину, смотрели на легальные препоны сквозь пальцы. Не так-то много французских эскулапов готовы бесплатно ухаживать за прокажёнными и клошарами. Я оставил подробные инструкции: давать пациенту кислород, тело обернуть влажными простынями, голову охлаждать льдом, – а сам с облегчением вышел на площадь Парви.

Душный вечер пах бензином, папиросами и жареными вафлями. От проходящих женщин веяло непременной сандалово-пачульной смесью «Шанели №5». Из распахнутых дверей и светящихся окон кафе вырывались звуки саксофона, гудели клаксоны проносящихся машин, столики на тротуарах занимали парочки и компании гуляк, в темноте угольками тлели папиросы, с парковых скамеек слышался женский смех, под мостом Менял плескалась вода, на ней масляными пятнами качались отражения фонарей и молодого серпа луны. Над городом нависла громада собора Нотр-Дама.

На станции «Шатле» я спустился под землю. Сидя в шатающемся, скрежещущем вагоне, загипнотизированный проносящимися бликами света, думал о случившемся.

Кто пытался отравить Додиньи? Ещё утром я был уверен, что он сам убийца Люпона. Пусть каждая отдельная улика против него была косвенной, но их количество превышало вероятность случайности. Я ожидал, что Савонаролу антиквариата на аукционе арестуют, против него выдвинут обвинение, предъявят доказательства – и нервный холерик быстро расколется. Убийство будет раскрыто, Елене вернут паспорт. Но внезапно главный подозреваемый сам превратился в жертву. Разумеется, то, что кто-то пытался отравить его, никак не доказывало его невиновность. Он по-прежнему оставался самым вероятным убийцей Люпона. Но теперь следствию придётся разобраться ещё и в покушении на самого Додиньи.

Очень сложным это не выглядело. Долго гадать, кто был заинтересован избавиться от Додиньи, не приходилось. Я тащил отравленного к дверям сквозь шпицрутены ненавидящих взглядов Одри, Мишони, Серро, Кремье и Годара. Крестовый поход Марселя, мои расспросы, мой заказ поддельного трона, громогласное заявление Марго, что Люпон признавался ей в своих делишках, а главное – триумфальное разоблачение липового le fauteuil напугали фальсификаторов, оставшихся без всемогущего и авторитетного Люпона.