Тем временем формировались первые наметки будущего мирного международного устройства. В Вашингтоне полным ходом шло секретное планирование всемирной организации, которая должна была стать преемницей Лиги: сотрудник Госдепартамента, русский по происхождению, Лео Пасвольский, помощник Корделла Халла и основная фигура, задействованная в разработке будущей Хартии ООН, в 1941 г. получил распоряжение сформировать отдел специальных исследований, инициировавший работы в этой области. К концу 1943 г. он избавился от своих соперников и вышел с предложением о создании всемирной организации, разделенной на региональные подгруппы, и в целом очертил концепцию, отрицавшую структуру Лиги, но сохранявшую принцип контроля великих держав. Благодаря ему американцы продвинулись гораздо дальше британцев: английские дипломаты всерьез занялись разработкой «схемы Всемирной Организации», как они ее называли, только в 1944 г.; хотя уже в ноябре предыдущего года им стало известно, что их американские коллеги обсуждают «новую Лигу», но даже тогда они подчеркивали, что «вступление СССР и США в постоянную организацию представляет большую важность, чем конкретная форма такой организации». Когда же перед решающими переговорами в Думбартон-Окс летом 1944 г. британцы наконец получили возможность подробно обсудить ход работ с представителями Госдепартамента, они были потрясены тем, что американцы выдвигали такие «далеко идущие предложения». Однако удивляться было нечему: эти предложения зрели в недрах Госдепартамента целых два года, а до этого разрабатывались и обсуждались в Совете по международным отношениям и у Пасвольского в Брукингском институте[242]
.Более привычный к сотрудничеству с историками и классицистами, нежели с представителями общественных наук, да еще американских, Уайтхолл рассуждал в терминах возрождения дипломатии Концерта: от Министерства иностранных дел этим вопросом занимался Чарльз Уэбстер, историк, прославившийся своими исследованиями на данную тему. Однако самому Уэбстеру нравилась американская резкость суждений; особенно ему пришлось по душе то, как американцы расширяли сферу влияния технических служб Лиги. Цели Нового курса, как объяснил Рузвельт в своей речи о четырех свободах, также являлись и возможной программой для глобальных действий, а война сделала проблемы нищеты и голода еще более острыми. В американских университетах, государственных департаментах и фондах шли глубинные исследования причин войны – они указывали на то, что основной проблемой являлось экономическое и социальное давление, возникающее в результате недемократического правления и неправильного планирования. Основываясь на данных отчетов Лиги по состоянию здравоохранения и экономической активности, чиновники и технические эксперты начали планирование борьбы с тяжелым гуманитарным кризисом и проблемами беженцев, которые неизбежно должны были возникнуть у победителей после падения нацизма. Некоторые британские дипломаты высмеивали американских сторонников Нового курса с их «Управлением долиной Теннесси» и «миссионерским пылом в организации международного сообщества». Однако эти идеи имели не только американские корни; они выросли из реформ международного правления, которые обсуждались в самом начале войны в Лиге Наций[243]
.Более того, те из британских чиновников, кто уделял внимание положению дел в Америке, осознавали политическое значение подобного планирования. Если Рузвельт считал, что лучший способ обратить американское общественное мнение в сторону мирного интернационализма – это продемонстрировать его гуманитарный потенциал еще до конца войны, то, как отметил британский министр иностранных дел Энтони Иден в своем критическом меморандуме, Британии стоило последовать этому примеру: