Власть над миром. История идеи

При содействии Марка Мэллоха Брауна, бывшего журналиста и специалиста по связям с общественностью, обладавшего широкими связями в Вашингтоне, которого из Всемирного банка перевели на пост главы Программы развития ООН в 2000 г., развитие вернуло ООН к жизни, одновременно расширив его миротворческие функции. Бюджет Программы в 1980-х гг. удвоился, а затем удвоился еще раз в 1990-х гг., достигнув высшей отметки в 2,4 миллиарда долларов перед Саммитом тысячелетия. Отношения ООН со Всемирным банком и даже с МВФ значительно улучшились[468]. Однако речь шла о развитии в полностью новом контексте, больше направленном на борьбу с бедностью и более широком, чем старый подход, подразумевавший структурные изменения: теперь развитие рассматривалось как полная реструктуризация социальных и культурных институтов, предмет антропологии и юриспруденции, а не только экономики. Все это отчасти напоминало стратегии модернизации 1960-х гг., освобожденные от наследия холодной войны и готовые шире задействовать энергию частного сектора и неправительственных организаций. В манере, напоминающей речи Кеннеди о Декаде развития, ООН публично присягнула амбициозным Целям развития тысячелетия, одной из которых стало вполовину уменьшить число жителей Земли (точнее, четверть мирового населения), живущих в день на один доллар и менее. Цели были сосредоточены прежде всего на Африке. Южная Америка и Восточная Азия демонстрировали достаточный рост, в Китае власть сама успешно боролась с бедностью. В Африке ниже Сахары, напротив, несмотря на признаки экономического оживления, проблемы углублялись: конфликт в Конго унес более 5 миллионов жизней, целые страны выкашивал СПИД, многие страдали от неквалифицированного и коррумпированного управления. Континент, таким образом, стал лабораторией для новых стратегий развития ООН.

Однако приход к власти Джорджа У. Буша воздвигнул новые политические препятствия попыткам Аннана реабилитировать ООН в глазах американской общественности, а атака террористов 11 сентября и растущий международный раскол по иракскому вопросу осложнили положение еще сильнее. Состоявшееся в Давосе в начале 2003 г. заседание Мирового экономического форума, где присутствовала вся мировая элита, прошел в мрачном настроении; борьба с бедностью приобрела на нем совершенно новое значение. Эксперты по национальной безопасности предупреждали, что глобализация пускай и улучшила жизнь миллиардов людей, но создала угрозу безопасности в форме тревожного Разрыва – огромной зоны, охваченной недовольством, которая простиралась через центр Африки на Восток до Пакистана и даже Индонезии, где быстро растущее количество молодых людей, готовых вступить на путь терроризма, представляло для сторонников глобализации проблему, о которой они раньше даже не подозревали[469]. В изменившейся международной обстановке бедность приобретала угрожающую форму. Плохо функционирующие государства, ранее представлявшие проблему лишь для их страдающего населения, теперь превращались в прямую угрозу американской национальной безопасности[470].

Безопасность и развитие были тесно связаны между собой с 1950-х гг.: развитие всегда означало большую безопасность в мире для тех, кто проводит его в жизнь; безопасность же чаще всего определялась через социальную и экономическую проблематику[471]. Беспокоясь о том, чтобы соответствовать политике США, агентства ООН разрабатывали собственные способы реагирования, превращая развитие якобы в обеспечение «человеческой безопасности» в беднейших регионах планеты. Однако через месяц после налета на башни-близнецы в США политические обозреватели больше рассуждали о том, что этот провал глобального развития может означать для безопасности США и каков будет ответ американцев. В 2002 г. в статье для «Форейн Аффэйрс» финансовый журналист Себастиан Мэллаби упрекнул США в нежелании действовать с имперских позиций. По его мнению, исторической альтернативой зарубежной помощи являлся империализм. В прошлом помощь из-за границы – наряду с глобализацией – помогала в строительстве наций, однако оставалась «упорствующая группа дисфункциональных стран». Международные агентства не могли с ними справиться, и глобализация тоже: пришло время США взять на себя имперские полномочия. И хотя основная инициатива в этом, по выражению Мэллаби, «новом имперском движении» должна была исходить из Вашингтона, журналист не считал, что Америке придется одной тащить такой груз. Он рекомендовал для ответа на новый кризис использовать международные институты, как они использовались в прошлом: чтобы сделать свои действия легитимными и разделить ответственность. Однако самой ООН в числе вышеупомянутых международных институтов не было: Мэллаби предлагал создать «новый международный орган… который будет заниматься строительством наций»[472].