Что же все это означало для ООН и существующего уклада в международных делах с его упором на работу через государство? «Больше никогда» – таков был главный вывод. Однако в начале 1990-х гг. сама ООН являлась частью проблемы. Как отмечали многие обозреватели вскоре после ее основания, даже если бы она существовала в нацистскую эру, то не смогла бы вмешаться во внутренние дела Германии, так как не имела для этого законных оснований. Стремление всего растревоженного поколения избежать сползания к массовым убийствам, таким образом, шло вразрез с самой структурой ООН. Лишенная собственных вооруженных сил, оказавшаяся заложницей противоположных точек зрения у членов Совета Безопасности, плохо подготовленная к быстрому реагированию на агрессивные действия со стороны государства, ООН не оправдала ожиданий сторонников интервенционного подхода. Однако последние хорошо понимали, что ООН не была автономным действующим лицом. Бутрос-Гали ничего не предпринял в Боснии, потому что Вашингтон, Лондон и Париж не проявляли желания действовать.
Когда в Югославии разразился новый кризис – на этот раз в автономной провинции Косово – интервенционисты взялись за дело. Мадлен Олбрайт к тому времени сменила Уоррена Кристофера на посту госсекретаря при Клинтоне. Активно выступавшая за применение вооруженных сил с целью поддержки морального лидерства США в мире, за год до этого она в телевизионном интервью назвала США «незаменимой страной». «Если мы применим силу, то это потому, что мы – Америка, – сказала она. – Мы высоко держим голову и смотрим дальше в будущее, чем другие страны»[489]
. Она раскритиковала генерала Колина Пауэлла за его невмешательство и нашла союзника в лице британского премьер-министра Тони Блэра, решимость которого сражаться за правое дело представляла разительный контраст с осмотрительностью его предшественника, Джона Мэйджора. В апреле 1999 г. Блэр в Чикаго произнес речь. «Все мы сейчас интернационалисты», – заявил он. Глобализация привела к трансформации в политике и национальной безопасности, равно как в экономике, защита прав человека за рубежом теперь влияет на внутреннюю безопасность и требует институционной реформы, а также новых правил международных отношений. «Мы являемся очевидцами зарождения новой доктрины международного объединения», – утверждал Блэр. По его мнению, Америка должна была возглавить мировые демократии в деле распространения либеральных ценностей, потому что победа над злом обеспечит безопасность для всего мира. Что касается Олбрайт, она не собиралась допускать повторения Боснии в свой срок на посту госсекретаря и была полна решимости предупредить любые новые этнические чистки со стороны сербов активными действиями – при поддержке Совета Безопасности или без нее. Она знала, что в Совбезе ее доктрина вызвала сильное сопротивление. Аннан ее поддерживал (он произнес страстную речь в пользу интервенционизма, написанную его английским секретарем, и отказался осудить натовские бомбардировки, когда они произошли), однако Совет Безопасности оказался в тупике. Олбрайт, как и Тони Блэра, это особенно не смутило: оба считали, как и многие поколения британских и американских либералов до них, что институты – это политические инструменты для достижения моральных целей. Если ООН не дает добро, интервенционисты обойдутся без нее. Несмотря на мощную оппозицию со стороны России и Китая (китайский представитель назвал операцию «серьезным нарушением Устава ООН и принципов международного права»), НАТО весной 1999 г. без одобрения Совбеза начала бомбардировки сербов. Таким образом, группа западных держав перешла на позицию, подразумевавшую, что защита прав человека для них важнее не только суверенного статуса государства, но, при определенных обстоятельствах, даже власти самой ООН, если та пока не принимает этих новых норм[490].