Власть над миром. История идеи

Слабые места подобной структуры были очевидны. Ассамблея могла казаться законодательным органом, но была неспособна писать законы, и любой член Совета мог наложить вето на ее действия, что автоматически подразумевало ее ограниченную дееспособность. Секретариат являлся заведомо слабым координационным звеном в отсутствие власти, не зависящей от членов Лиги. Суд (действительно учрежденный в 1922 г.) определенно не стал тем центральным всемогущим юридическим механизмом, каким его мечтали видеть Тафт и Рут. И – самое тревожное – несмотря на обязательства государств-членов соблюдать территориальные положения мирного договора, у Лиги не имелось собственной исполнительной власти (предложение французов по этому поводу было отвергнуто) или другого механизма для поддержания мира помимо обязательств ее членов передавать любые споры между ними на рассмотрение арбитража. Если государство – член Лиги объявляло войну, идя вразрез с заключенным договором, самое страшное, что ему грозило, – бойкот и санкции. Совет мог рекомендовать те или иные меры против нарушителя, но не имел возможности воплотить их в жизнь. С современной точки зрения слабость Лиги кажется очевидной; тем не менее, с любой перспективы, Лига являлась экстраординарной дипломатической инновацией, воплощением мечты множества интернационалистов XIX в. и моментом истины для остальных. Она отрицала превосходство международных юристов и передавала их полномочия арбитражу, чтобы не было больше «толпы париков и мантий, разглагольствующих впустую», как пренебрежительно высказался о легалистах Альфред Циммерн. С другой стороны, со своей демократичностью, упором на роль публичных обсуждений, общественного мнения и участия в политике «социального сознания», она возвращалась к радикальным течениям, возникшим столетие назад как реакция на Концерт Европы[159].

Самоустранение Америки

16 января 1920 г., когда утреннее солнце, отразившись от поверхности Сены, осветило Часовой зал Министерства иностранных дел Франции на Ке-д’Орсэ, состоялось первое заседание Совета новой Лиги Наций. Усевшись за круглым столом, государственные деятели со всего мира выслушали доклад первого президента Совета, французского социалиста Леона Буржуа, провозгласившего 16 января «датой рождения нового мира». Так и оставшаяся в Париже, Лига к тому времени включала более 40 членов, в том числе Либерию, Индию, Персию и Сиам. Для небольших государств членство в Лиге было следующим шагом после участия в технических организациях и конференциях, которые созывались ранее. Кроме того, оно представляло гарантию формального интернационального равенства: тайский принц Девавонгсе, например, горячо поддерживал Лигу, поскольку ее целью являлось защищать «безопасность небольших стран перед большими». Не менее важен был и тот факт, что, пусть и в ограниченных масштабах, новая организация вела к глобализму, что означало выход за пределы привычных границ евроцентристского мира[160].

Отсутствие Вильсона за столом подчеркивал пустой стул, поставленный специально для него. Хотя он вернулся в США за несколько месяцев до того, дело Лиги там почти не продвигалось. Президент, не давший себе труда скрыть свое пренебрежение к Сенату в Париже, недооценил сложность задачи по переубеждению Конгресса, контролируемого республиканцами, а его тактика обращения к народу через головы политиков не сработала как в Америке, так и в Европе. Он не предпринимал никаких усилий, чтобы убедить членов собственной партии, не говоря уже о республиканцах, и рассердил многих сенаторов своим высокомерием, когда представлял им договор летом 1919 г.

Его действия в Париже совершенно не отвечали тому, чего ожидали от президента американцы. Международное право было практически похоронено. Десятая статья Пакта, по которому члены Лиги обязывались защищать границы, установленные Версальским договором, практически денонсировалась. Пакт, как заявил Генри Кэбот Лодж, лидер республиканцев в Сенате,

не был тем, что большинство из нас имели в виду, говоря о Лиге Мира, которая будет развивать международное право и создаст влиятельный международный суд, чтобы толковать и формировать законы, которая объединит все нации. Суд практически исчез, международное право, как я понимаю, едва упоминалось; все превратилось в банальный политический альянс[161].