Власть над миром. История идеи

Иными словами, Лига отнюдь не являлась детищем Третьей мирной конференции в Гааге, как многие надеялись; также она была далека и от предложений Лиги за установление мира. Американские интернационалисты разделяли мнение Лоджа о том, что Вильсон учредил Лигу на политических, а не юридических основаниях. С их точки зрения, он просто проигнорировал арбитражную традицию в американской дипломатии и поставил под угрозу все ее достижения. От них требовали подписаться под учреждением альянса с псевдопарламентским управлением, не имевшим никакой законотворческой власти, вместо суда, который играл бы роль посредника при разрешении конфликтов. Они возлагали надежду на закон, а не на санкции; Лига же, если судить по Пакту, ставила санкции выше закона. И, наконец, что это были за санкции? Ничего более весомого, чем просто общественное мнение!

Сам Лодж считал, что присоединение к Лиге возможно, если Америка сумеет сохранить свободу действий. Другие, непримиримые, были против присоединения на любых условиях. Пока Вильсон, несмотря на болезнь, ездил по стране с кампанией в поддержку Лиги, сенатор от Айдахо Уильям Э. Борах также объезжал Америку с кампанией против нее, обвиняя президента в том, что он пожертвовал миром для Америки, не обеспечив при этом мира для Европы. «Европейская и американская системы, – утверждал он, – не могут прийти к согласию». В длинной речи, обращенной к Конгрессу, в конце 1919 г. Борах выдвигал ряд веских возражений. Дело было даже не в том, что Конгресс не сможет вмешаться, если Лига примет решение вступить в войну против нарушителя, – даже единогласное мнение Совета Лиги не гарантировало справедливости такой войны. Американский народ не обязан предпринимать какие-либо действия только потому, что так сказала Лига. Вильсон надеялся реформировать Старый Свет по образу Нового, но в действительности организация, созданная им, угрожала возвращением Старого Света в Новый, теперь под другой личиной, поскольку у Лиги появлялась возможность вмешиваться в американские дела. И прежде всего, Борах вспоминал предупреждение отцов-основателей о «сковывающих альянсах» и восклицал с риторическим ужасом:

Мы находимся в центре европейских дел. Мы впутаны во все трудности Европы… Мы барахтаемся в их проблемах, мы несем на себе их тяготы. Иными словами… мы предали и разрушили, раз и навсегда, великую политику «без сковывающих альянсов», на которой основывалась сила нашей Республики вот уже сто пятьдесят лет.

Некогда благословенная Республика, США внезапно оказались вовлечены в «схему мирового контроля, базирующуюся на силе… Мы можем стать одним из четырех всемирных диктаторов, но уже не будем хозяевами собственного духа». На американцев ляжет пятно империализма. «Максимы свободы вскоре уступят правлению железа и крови»[162].

Сопротивление Бораха, хотя и мощное, не являлось тем не менее, главной причиной, по которой Сенат отказался ратифицировать Лигу. Интернационалисты переживали раскол, и президент, утомленный и больной, во многом был ответственен за плохо проведенные переговоры и отказ от некоторых компромиссов, которые мог бы поддержать. В результате он только подчеркнул сопротивление Конгресса идее постоянного членства Америки в общей международной организации. Поскольку американцы считали Европу символом падения, а свою страну – ее моральной альтернативой, старые аргументы держаться в стороне обрели былую силу наравне с рассуждениями о миссионерстве, особенно после того, как переговоры в Париже выявили, что даже такой влиятельный и харизматичный лидер, как Вильсон, вынужден идти на компромисс, когда на стол ложится карта мира и начинаются торги. Заявление Вильсона о том, что Лига Наций представляет собой преобразование международных дел по американскому образцу, еще могло сойти за рубежом, но только не в Америке, где система казалась абсолютно европейской.