Британцы – с обширными колониями, которые необходимо было защищать, и оборонным бюджетом, постоянно вызывавшим бурные споры, – были еще сильнее обеспокоены будущим. Восстановленное с подачи Дюбуа в Париже в 1919 г. Панафриканское движение вступало в свою наиболее активную стадию, созывая конгрессы, в которых участвовали такие выдающиеся личности как, в частности, Г. Уэллс. На следующий год Маркус Гарви и его Всемирная ассоциация за улучшение положения негров, связав положение чернокожего населения в США и рост колониализма в Африке, провели широко освещавшуюся в прессе конференцию (она прошла в Нью-Йорке, в Мэдисон-сквер-гарден) и издали Декларацию прав негритянского населения мира. Встревоженные мощными националистскими движениями в Египте и Индии, «пробуждением расового сознания» и возрастающей организационной активностью «агитаторов», пользующихся доверчивостью народа, а также обеспокоенные тем, как эксплуатировали эту ситуацию большевики, британские колониальные власти ожидали усиления новых угроз, в частности панафриканизма, панарабизма и панислама. «Азия спит и видит сны о пробуждении», – писал британский колониальный комиссар капитан Дж. Э. Т. Филипс (позднее его вынудили покинуть службу из-за прямой критики в адрес колониального правления). «Африка тревожно ворочается во сне. Какие ситуации в мире мы позволим ей осознать сквозь этот сон?»[193]
В мире, где сохранение стандартов цивилизации путем западного контроля казалось наиболее важным, чем когда-либо, не существовало тем не менее политических моделей, которые легко было бы применить: простое расширение колониального правления по образцу XIX в. было неприемлемо для европейского и американского общественного мнения; с другой стороны, дать народам колоний свободу было так же преждевременно. В этой ситуации мандатная система – вмешательство Лиги в переоценку отношений Европы с колониальным миром – продемонстрировала свое подлинное значение. Она брала за основу старый стандарт идей цивилизации и приспосабливала его к условиям мира, существующего в рамках парадигмы Мадзини о сообществе наций. Она расширяла имперский контроль, но в менее открытой форме. Мандатная система наглядно показала, до какой степени Лига Наций оставалась частью мироустройства, принимавшего ценности империализма как данность.
Идея о том, что нецивилизованным народам пойдет на пользу интернационализированный режим в рамках имперского порядка, восходила отчасти к рассуждениям радикального британского журналиста Э. Дж. Хобсона, который после окончания Англо-бурской войны настаивал на международном надзоре над африканскими народами, базирующемся на «высших стандартах морали и представлениях о благополучии человечества как органичного единства». Утверждая, что войну спровоцировали капиталисты в поисках новых прибыльных ресурсов, он постулировал три основных условия для «мудрого империализма»:
Оценка со стороны независимой и репрезентативной международной организации, таким образом, являлась в концепции Хобсона ключевым условием, оправдывающим колониальное правление. Интернационализм не был антитезисом империализма, но он придавал ему цивилизованность. В своих работах этот горячий последователь традиций Кобдена (Хобсон даже написал биографию своего героя под названием «