Война тем не менее заставила Хобсона усомниться в своей правоте. Сторонник идеи Лиги Наций, он опасался, что исключение неевропейского мира приведет к международной версии кооперативного империализма, «который в длительной перспективе не менее опасен для мира во всем мире, чем национальный антагонизм прошлого, поскольку является выражением общих амбиций и стремлений группы влиятельных белых наций, замаскированной под мировое правительство». Однако альтернативы не было: для Хобсона, как для большинства либеральных и прогрессивных мыслителей той эпохи (к которым относился и У. Э. Б. Дюбуа), участие в цивилизованной жизни требовало национального сознания, а никаких признаков такого сознания у африканцев он не наблюдал. Колониальные народы являлись, по его мнению, детьми, которых следовало воспитать в духе доверия к цивилизации в целом[195]
.Интернационализация подобного рода породила терминологию, которую имперские политики использовали для признания открытого сопротивления Британии любым будущим аннексиям территорий. Аннексии, писала газета «
Первая мировая война опровергла эти ожидания – драка за Африку не только не прекратилась, а, наоборот, расширилась, охватив также Ближний Восток, поделенный на британскую и французскую зоны влияния по соглашению Сайкса-Пико. Уайтхолл одновременно обсуждал возникновение «независимого арабского государства или конфедерации арабских государств… под руководством арабского главы». Т. Э. Лоренс и Гертруда Белл поддерживали арабское национальное движение. Англо-французская декларация по Ближнему Востоку, вышедшая сразу после войны, провозглашала «полное и решительное освобождение народов, долгое время находившихся под властью турок, и учреждение национальных правительств и администраций, наделенных властью по инициативе и в соответствии со свободным выбором коренного населения». Однако эти слова имели отнюдь не то значение, которое можно было в них усмотреть, – что народы в стратегически жизненно важных регионах получат право самим решать собственную судьбу. Имперские стратегические нужды по-прежнему ставились во главу угла. В связи с этим вставал вопрос: существует ли способ склонить арабских националистов на сторону Британии и сохранить над ними контроль? Главный британский представитель в Месопотамии Арнольд Вильсон считал, что не существует. Он говорил, что «невозможно в наши дни создать новое суверенное исламское государство дипломатическими или административными средствами»[197]
. Другие высказывались более резко, считая попытки Лиги поиском квадратуры круга. «С точки зрения интересов Британии, – записал в протоколе собрания Марк Сайкс вслед за Робертом Сесилом в октябре 1917 г., – желательно, по моему мнению… никоим образом не показывая стремления аннексировать Палестину или установить над ней протекторат, так строить нашу политику там, чтобы, когда настанет время выбирать страну для получения мандата на контроль, по общему мнению и желанию населения мы стали первыми в списке кандидатур». Или, как писал Уинстон Черчилль, «больше не должно было быть аннексий, а основные державы получали мандаты, предоставлявшие им необходимое оправдание для дальнейшего контроля»[198].Оставалось еще договориться с американцами. Вудро Вильсон высказывался против аннексий, хотя конкретных альтернатив не предлагал. Его советник Джордж Бир выдвинул предложение о международном надзоре за Африкой, а в проекте пакта, предложенного США, Лига описывалась как «обладатель суверенного права распоряжаться» подмандатными территориями. Сам Бир считал, что такое соглашение было всего лишь развитием идей Берлинской конференции по делам Африки 1885 г., и говорил, что основная инновация заключалась в предоставлении Лиге «беспрецедентного права вмешательства». Однако европейским колониальным державам это предложение показалось опасно радикальным. Французы в особенности настаивали «на простых и открытых аннексиях», чтобы Франция могла «беспрепятственно продолжать свое дело распространения цивилизации на тропическую Африку»[199]
.Зажатые с обеих сторон американцами, требовавшими отказа от имперского прошлого, и французами доминионами, стремящимися к расширению колоний, британцы нашли компромисс.