Власть над миром. История идеи

Чего рассуждения о гегемонии не проясняли и что оставалось расплывчатым в крайне формализованном тексте трехстороннего пакта, был характер правления, осуществляемого гегемоном, например Третьим рейхом, в его зоне влияния. Что именно великая держава будет делать с подчиненными народами на «своей территории», оставалось на ее усмотрение. На теоретическом уровне ни Шмитт, ни Трипель не касались этой темы, возможно, умышленно, поскольку оба не верили в расовую политику националсоциализма. Однако достижение Германией гегемонии заставило задуматься об этом всерьез. Прагматик в административных вопросах, Гитлер предпочитал отложить подобные размышления до конца войны. Однако когда преимущество оказалось не на стороне Германии, остальные решили, что дело не терпит отлагательств. Фашистская Италия – особенно ее дипломаты – отстаивала своеобразный фашистский интернационализм: смешивая Мадзини с Муссолини, они утверждали, что Ось борется за права европейских национальных государств. Фашистские отсылки к Мадзини позволяли им связать себя с либерализмом; как заметил в 1936 г. политический обозреватель, Мадзини был «одновременно демократом и националистом, либералом и фашистом»[226]. Вот почему, кода антифашисты в Нью-Йорке основывали общество Мадзини для борьбы за либеральные ценности, Муссолини также ссылался на его имя. В 1943 г. итальянцы разработали концепцию фашистской европейской конфедерации, которую поддержали и многие немецкие дипломаты, однако ее отверг Гитлер, решительно отрицавший любые схемы устройства Европы, основанные на признании суверенитета мелких государств. Из кругов Гиммлера и СС поступило гораздо более пугающее предложение: сосредоточившись на расе, чего Мадзини никогда не делал, они предлагали путь к стабильности в Европе через превращение каждого государства в этнически гомогенное. В некоторых случаях это означало переселение и обмен жителями, в других – гораздо более жестокие меры. Меньшинства, по их мнению, в период между войнами всегда служили источником международных разногласий, и их устранение при гегемонии Третьего рейха должно было стать достаточной мерой для установления мира в международных отношениях в Европе, континенте «расово единородных государств». А поскольку распоряжаться многочисленными мелкими государствами под эгидой рейха было проще, чем контролировать более крупные государства-партнеры, они одобряли дробление не только Польши, но и Франции, и Великобритании[227].

Что не так с международным правом?

Нацистское правление в оккупированной Европе не только выдвинуло на первый план идеологические приоритеты и противоречия антиинтернационализма Третьего рейха. С точки зрения будущего оно также подорвало некоторые устоявшиеся либеральные принципы у врагов нацизма. В частности, мыслители из Великобритании и Америки начали все чаще задаваться вопросом о дальнейшей судьбе международного права. «Что не так с международным правом?» – восклицал профессор юриспруденции, эмигрант, в 1941 г. Дело было не в том, что нацистов признавали правыми в их аргументах, а скорее в том, что их приход к власти поставил под вопрос многие самые важные аксиомы интернационализма. Куинси Райт, один из главных американских сторонников Лиги, с тревогой замечал, что «тоталитаризм явил миру несовершенство философских и политических основ международного права». Закон как неоспоримое проявление независимой власти был повержен. Урок, который многие отсюда извлекли, заключался в том, что нужно создать орган международного правления, превосходящий Лигу по силе, и дать ему право устанавливать и отстаивать законы. Однако другие задавались вопросом, есть ли у государств столько общих ценностей, чтобы этого добиться, или различающиеся социальные условия и идеология этого не позволят. Получалось, что давнее всеобщее убеждение в применимости стандартов цивилизации XIX в. с подъемом нацизма было практически уничтожено. Именно в этом смысле война означала «конец европейской эры»[228].