Впрочем, любезный читатель, лучше меня рассудит можно ли ей доверять и напоследок спросит судьбу: откуда у чертей эта охота вмешиваться в людской удел, когда человек ни о чем не просит ни Бога, ни беса, и надеется лишь на себя одного?
ПОХИЩЕННЫЙ ШЕДЕВР
Однажды, в одну из новогодних зимних петербургских ночей 1828 года, в салоне Карамзиных, в доме покойного патриарха-историка Карамзина на Михайловской площади, в узком кругу, где царила молодая Екатерина Карамзина, Пушкин рассказал историю о черте, который влюбился в ангельскую девушку и погубил ее жизнь.
Пушкин блистал. Дамы трепетали. Поэт был в ударе.
Много лет позже, Анна Керн писала в своих воспоминаниях:
«Когда Пушкин решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротой и увлекательностью его речи. В одном из таких настроений он, собравши нас в кружок, рассказал сказку про черта, который ездил на извозчике на Васильевский остров. Эту сказку с его же слов записал некто Титов и поместил, кажется в “Подснежнике”…»1
Спешу сразу заметить, что Анна Керн вспоминает вовсе не Петербург и не салон Карамзиной и даже не 1828 год, а вспоминает сельцо Тригорское, дом своей тетушки Осиповой-Вульф, где ссыльный Пушкин потчевал слушательниц той же историей о влюбленном чертяке еще летом 1825 года, за три года до петербургской ночи.
Я сознательно сдвинул в одну точку два разных события затем, чтобы сказать – первое – Пушкин минимум дважды рассказывал публично историю влюбленного беса и – второе – подчеркнуть фразу мемуаристки:
«Эту сказку с его же слов записал некто Титов»…
Запомним это роковое имя: Титов!
Минула полночь. Гости разъехались. Пушкин вернулся к себе в гостиницу «Демут» на Мойке, в № 10, где вот уже второй год проживал холостяком, после возвращения из Южной и Михайловской ссылок.
Вернулся к себе в покойный дом дядюшки графа Дашкова и его молодой племянник Титов.
Вернулся и не мог заснуть, так взвихрила его душу повесть о черте и тот восторг, который вызвал Пушкин у дам в салоне Карамзиных. Он не спал всю ночь. Его обуревало одно необоримое желание: записать рассказ Пушкина и поставить на титульном листе свое имя: Титов.
Что ж, вожделение услышано, и вот уже фатум спешит на зовы завистника с черным мелом в руках.
Пятьдесят лет спустя!
В письме от 1879 года, Титов вспомнил ту бессонницу такими словами:
«Воротясь домой, не мог заснуть всю ночь, и несколько времени спустя, положил все с памяти на бумагу».
Так был похищен шедевр поэта.
Но мы слишком забежали вперед.
Замысел «Влюбленного беса» родился у Пушкина давно, еще в пору Южной ссылки. Самый ранний след будущего творения был обнаружен пушкинистами в кишиневских рукописях весны 1821 года.
Торопливым набегом руки на бумаге оставлено несколько протокольных строк замысла:
Старуха, две дочери, одна невинная, другая романическая – два приятеля к ним ходят. Один развратный; другой влюбленный бес. Влюбленный бес любит меньшую, и хочет погубить молодого человека. Он достает ему деньги, водит его повсюду. Настасья – вдова чертовка. Ночь. Извозчик. Молодой человек. Ссорится с ним – старшая сестра сходит с ума от любви к Влюбленному бесу».2
Две начальные буквы В. Б. пушкинисты легко расшифровали:
Обратите внимание на дату и место действия – 1811, Москва.
Пушкин ставит свой мистический сюжет прологом к падению Москвы в войне с Наполеоном и эпиграфом к адскому пожару, в котором сгорел город. Так подчеркнута прямая связь между частным грехопадением и его космическим следствием. Позже Пушкин перенес место действия из Москвы в Петербург, но ни от картины финального пожара, ни от основных пружин «влюбленного беса» не отказался.
В ту жаркую пору южной ссылки душа Пушкина бродила вокруг
До сих пор «Гавриилиада» остается самым скандальным произведением русской литературы.3
В объятьях этой поэмы и возникает новый замысел Пушкина, ее приземленный вариант о влюбленном бесе. Там на Юге наш гений переживал период своего Ренессанса, – упоение свободой наперекор монаршей ссылке и открытому надзору. Тогдашнее брожение пушкинского духа охватывало разом несколько кардинальных вопросов бытия: возможно ли злу изменить свою природу и через любовь сотворить добро, возможна ли независимость и свобода (человеческое) в отношениях с высшим миром и, наконец, кто истинный виновник зла Сатана или все-таки сотворивший мироздание Бог и подчинивший своему Промыслу того же дьявола? И зло всего лишь на посылках у Вседержителя…