Во Флоренах

Снова выхожу в коридор. На душе у меня грустно, словно я потерял что-то. Безотчетно ищу кого-то глазами. Вон стоит ко мне спиной девушка с длинными русыми косами, как у Аники. Она о чем-то оживленно разговаривает с двумя парнями. Кто она такая? Сзади она очень похожа на Анику, только выше немножко.

Я уже не первый раз ловлю себя на мысли об Анике. Не ее ли я ищу? И не оттого ли грустно мне, что она не пришла сегодня в клуб? «Надо было за ней зайти»! — думаю я с досадой.

— Добрый день, Степан Антонович!

Я вздрагиваю и оглядываюсь. Ко мне подходит Оня Патриники.

— Я с самого утра вас ищу, право слово.

— Что такое? — спрашиваю я.

Ничего особенного. Оне просто хочется со мной поговорить. Приглашает к себе домой. Мы с ним часто беседуем. Патриники любит задавать мне вопросы, особенно о международной политике. Обычно он молча выслушивает меня, пытливо глядя в глаза. Если мой ответ его не удовлетворяет, он не вступает в спор, а только загадочно произносит: «ой ли?» Мне тогда становится не по себе. Я знаю, что голова Они работает медленно, но верно.

Мы отправляемся с Патриники к нему домой. Это совсем недалеко от клуба. Маленький домик с новой камышовой крышей. Окна выходят на улицу. Чистенький двор огорожен плетнем. Жена Они, тетка Мэриука, гостеприимно встречает нас на пороге.

— Уж вы не осудите нас, Степан Антонович, — обращается она ко мне. — Мы всегда рады хорошему человеку и принимаем, как можем.

Заходим в дом. На стене висит большой ковер с вышитым портретом Сталина. Хозяева усаживают меня. Оня заводит патефон. Мелодии знакомых песен сменяют одна другую.

— А теперь я вам молдавскую поставлю.

Патриникн отыскивает нужную Пластинку. Полная радости и света песня. Она рассказывает о Молдавии с ее богатыми колхозами, с ее виноградниками и цветущими садами. Слушая эту песню, словно видишь перед собой румяные плоды, ощущаешь их аромат. Тетка Мэриука оставляет плиту и подходит к нам.

Оня смотрит на жену вопросительно: готово?

— Да, — отвечает она глазами.

Тетка Мэриука ставит на стол жареную курицу, белый, аккуратно нарезанный хлеб. Немного погодя появляется и большой слоеный пирог.

— Степан Антонович, вы человек холостой, — обращается ко мне Оня, — варить для вас некому. Приходите к нам каждый день обедать, право слово!..

— Рады будем, Степан Антонович, — присоединяется к нему жена. — Где есть для двоих, там и для третьего найдется.

Они просят меня так искренне, так дружески, что у меня язык не поворачивается отказаться. Да и питание в столовой, откровенно говоря, надоело. Не то, что там скверно готовят, но домашний обед все же куда вкуснее! А утром и вечером я и сам могу вскипятить себе чай.

— Был бы вам очень благодарен, — отвечаю я. — Но только за плату.

— Что вы, что вы! — обижается Оня. — Брать деньги за тарелку борща!

— Но это ведь не один только день. Даром я не согласен.

— «Не согласен», — недовольно ворчит Патриники. — Пустяки какие! Ну уж если вы такой упрямый, принесете моей жене каких-нибудь конфет. Давайте-ка поговорим о другом.

Электрическая станция. Оня считает, что ее надо построить на краю села, в Рздинах. Это близко к Кэприуне, которая, по его мнению, должна быть использована под овощи. Туда нужно будет направить много воды. От Рэдин и до Царалунги недалеко, и до Валя-Сакэ — это самые лучшие наши места. Протяни только электрические провода И — паши, сей, жни, молоти. Там же и фермы. Овцы, коровы.

Тетка Мэриука убирает со стола и извиняется передо мной, что не может посидеть с нами. Она пойдет в сени выгладить малышу рубаху. Завтра ему в школу.

Я удивлен.

— Разве у вас есть мальчик?

Оня Патриники добродушно смеется. Оказывается, речь идет об учителе Михаиле Яковлевиче. Ах вот оно Что! Я ведь как-то уже слышал, что этого учителя прозвали «малышом». Любопытно, откуда взялось это прозвище? Михаил Яковлевич, правда, еще очень молод. В нем есть что-то детское.

Оня удивляется: как, я в самом деле не знаю? И он начинает рассказывать.

В 1940 году вместе с Красной Армией пришел во Флорены доктор Яков Андреевич Паску, молдаванин из Дубоссар. И жители села впервые начали пользоваться медицинской помощью. Образ жизни доктора, поведение его удивляли многих. В обращении он был так прост, словно вовсе был не доктор, а обыкновенный хлебороб.

Когда бы вы ни нуждались в нем — днем ли, ночью — он никогда не отказывался прийти к больному.

Случалось, какая-нибудь тетка Гафица или дядя Тимофте надумают вдруг принести доктору в благодарность за лечение кусок масла или курицу. Яков Андреевич только сердито руками замахает и скажет:

— Нет, нет, не нужно! Неси обратно! Мне государство платит за то, что я лечу вас.

Многим помогал доктор. Взять хотя бы старика Ариона Пыслэ. Сколько лет болел он ревматизмом, мучился с ногами! Яков Андреевич написал в Кишинев и выхлопотал для него путевку. Старик поехал на Кавказ и через два месяца вернулся здоровым.