Во Флоренах

— Очень хорошо, подавайте, — говорю я. — Я бы сам дал вам рекомендацию, если б мы были знакомы не меньше года, как того требует устав.

— Видите, — обращается Андриеску к Штефэнукэ. — Я сказал, что Степан Антонович вас поддержит. Лицо Штефэнукэ озарено радостью.

— А вы на меня не сердитесь, Степан Антонович? — говорит он с некоторым смущением. — Помните, тогда осенью…

Я беру его за обе руки. Есть мудрая русская поговорка: «Кто старое помянет, тому глаз вон»…

Вчера начали строить школьный забор. Забор этот тоже имеет свою историю.

Еще в октябре у меня был со Штефэнукэ разговор о том, что необходимо огородить школьный двор новым забором. Некоторое время спустя Андрей Михайлович обратился к нему с этой просьбой уже официально, в письменной форме. Но только в прошлом месяце правление колхоза вынесло, наконец, решение поставить забор. Тогда Андрей Михайлович попросил меня сходить к Штефэнукэ.

— Узнайте, пожалуйста, Степан Антонович, когда правление собирается осуществить свое решение.

Было бы, пожалуй, естественнее, если бы сам директор позаботился о школе. Тем более, что совсем недавно они со Штефэнукэ были закадычными друзьями. Непонятно, почему он поручает это мне. Впрочем, таков уж он, наш директор.

Я пошел в контору. За столом сидели бригадиры и Штефэнукэ. Все они учатся в партшколе.

— Добрый вечер, Степан Антонович, — приветствовали они меня. — Что скажете?

— Пожалуйста, продолжайте вашу работу. Я подожду.

Почти целый час просидел я в конторе, где происходило совещание бригадиров. Выносился целый ряд решений. Кэприуна? Отвести для овощей. Бригадиром поставить там Оню Патриники. Надо уже начать возить туда навоз, да не мешает пополнить бригаду. Из твоей бригады, Моисей, переведем туда человек десять. Нужно наладить семь плугов, потом бороны. Плохо, кузнец не справляется, хотя даже и по ночам работает. Необходимо закончить плотину для электростанции. Весна уже у порога. Скоро будут другие дела.

Наконец, дошла очередь и до забора. Школьный забор. Правление уже вынесло об этом решение, — напоминаю я.

Штефэнукэ вздыхает. Чувствую, как ему трудно выделить людей. Сколько еще не сделано, а снег уже тает. Скоро сев.

— Что с вами делать? — задумывается Штефэнукэ. — Ладно уж, на будущей неделе поставим забор. Будьте спокойны, Степан Антонович.

У меня свободный час между двумя уроками. Сижу в учительской и просматриваю газету. Входит Андрей Михайлович. Я замечаю уже несколько дней, что он необычно задумчиз. Какое-то, видно, беспокойство у него на душе.

— Степан Антонович, мне хотелось бы с вами посоветоваться… — наконец, заговаривает он. — Поверьте, что больше я пи с кем не мог бы поделиться. Ведь мы как-никак старые друзья, — добавляет он, помедлив.

«Как-никак»… Гм, ладно, послушаем.

— Правду говорят, что женщина это вечная загадка. Никогда не поймешь, что у нее на душе.

Андрей Михайлович смотрит на меня, как бы ожидая, что я облегчу ему рассказ. Но я молчу.

— Не знаю, что стало с Марией. Я ее прямо не узнаю. Мрачна, рассеянна. Как будто в другом мире живет. Глаза всегда красные от слез. А я, поверите ли, никогда раньше не замечал, чтобы она плакала. Пробую по-хорошему: ну скажи мне, что с тобой? Молчит. Ни слова из нее не вытянешь, хоть режь ее.

— И давно она уже так?

— Около двух недель. Сначала я было подумал… Но нет. Мария порядочная женщина.

Во мне пробуждается злое чувство. Мне хочется немного помучить этого эгоистичного и самодовольного человека.

— Возможно, поэтому и страдает, — говорю я, — что она порядочная женщина. Может быть, случилось так, что она полюбила другого, но не хочет обманывать вас… Вам не приходит это в голову?

Андрей Михайлович, вздрогнув, долго смотрит на меня, как бы желая проникнуть в мою душу.

— Вы, наверное, подумали о Саеджиу? Нет. Не верю, Степан Антонович. Правда, он у нас часто бывает и все поет ей свои песенки… Но я не раз замечал, что когда он уходит, Мария облегченно вздыхает. Нет, не нравится он ей.

Итак Андрея Михайловича все-таки тревожит душевное состояние его жены, женщины, которая до сих пор занимала в его жизни не больше места, чем бутылка вина или домашние туфли. Мысль о возможности ее измены задела его за живое. Он лишился покоя. Уж очень он привык, чтобы вокруг него все было благополучно. Тишь да гладь. А тут вдруг непредвиденные волнения.

— Андрей Михайлович, мой совет: оставьте на некоторое время Марию Ауреловну в покое. Не допытывайтесь у нее ни о чем. Мария Ауреловна — женщина с сильным характером. Она сама справится со своим плохим настроением.

— Вы думаете?

— А вы разве не знаете своей жены?

— Да, да, вы правы.

С того вечера, как Мария Ауреловна открыла мне свою тайну, мы с ней больше не разговаривали, но мне нетрудно себе представить ее состояние. Что же будет дальше? Саеджиу динамита пока не приносит. Не пронюхал ли он чего-нибудь? Как бы он только не скрылся! В районе почему-то медлят. А вдруг он лишь пошутил с Марией Ауреловной?

И вам тяжело?..