Во Флоренах

Я упорно придерживаюсь правила, которое сам себе выработал: три раза в неделю я посещаю родителей моих учеников. Час-два свободного времени всегда найдется. А польза огромная. Я знаю, в каких условиях живет и занимается каждый ребенок. Я даже могу иногда повлиять на эти условия. А беседы с родителями… Какой прекрасный предлог для массово-политической работы!

Вот и сегодня я решил навестить нескольких учеников. Сердце радуется наступлению весны. Снег уже почти весь растаял. Грязь на дорогах высыхает. Ласково пригревает солнце. Трудно насытиться нежным теплом его лучей после долгой зимы. По дороге к Варуне я вижу Санду. Мальчик меня не замечает. Он сидит на холмике у подножья Кэприуны, лицом к речушке.

Санду не возвращается к родителям. Я пытался с ним об этом заговорить, но он молчит. Ни да, ни нет. Я возьму его к себе, — думаю я. Он будет мне младшим братом. Пусть живет с нами. С нами… Теплая волна разливается у меня по телу. Да, с нами. Со мной и с Аникой. С Горцей. У нас будет дружная семья. Я женюсь на Анике. Но почему я до сих пор с ней об этом не поговорил? Ведь я уже не мальчик, робеющий перед девушкой. Что мне мешает объясниться с Аникой? Андриеску?..

Домой я возвращаюсь довольно поздно. Я сегодня так и не успел купить себе чего-нибудь на ужин. Разогреваю чай, ем хлеб с маслом. То, что осталось с утра. По-холостяцки…

Марина, девушка, которая присматривает за ребенком Андрея Михайловича, приносит мне чистое, свежевыглаженное белье. Она что-то хочет мне сказать. Ага! Сколько с меня следует?

Нет, оказывается, Мария Ауреловна уже уплатила за стирку. Она просит меня зайти к ней.

— Теперь?

— Да, — отвечает Марина. — Не беспокойтесь. Я уберу со стола.

Мария Ауреловна укачивает ребенка. Лицо у нее поблекло. Глаза красные от бессоницы. Она пытается мне улыбнуться.

— Где Андрей Михайлович? — спрашиваю я.

— Где ему быть! — с горечью отвечает Мария Ауреловна. — Или играет в карты с Саеджиу или флиртует с женой доктора.

С женой доктора? Этого я что-то не замечал.

— Не думайте, что я ее в чем-нибудь обвиняю, — продолжает Мария Ауреловна. — Она честная женщина. Да и он, Андрей, все-таки, как это вам ни покажется странным, меня по-своему любит. Только вот дома сидеть по вечерам он никак не может.

Хорошо. Но… жена, ребенок. И к урокам надо готовиться.

Мария Ауреловна горько улыбается. Нашли человека, который будет готовиться к урокам. Впрочем, не для этого разговора, конечно, она хотела меня видеть. Мария Ауреловна просит извинения за беспокойство, да еще в такой поздний час. Но чго ей делать? Она больше не может так жить, в постоянном нервном напряжении. Почему Саеджиу больше не заговаривает о динамите? Может, он спрятал его в другом месте, нашел себе верных сообщников? И вдруг случится несчастье!

Мария Ауреловна не выдерживает и начинает плакать.

— Нервы… — оправдывается она. — Хоть бы поскорей кончилась эта история!..

По правде говоря, и я последнее время не нахожу себе места. Чем объяснить это странное затишье? Но Марию Ауреловну я утешаю. Мы предупредили в районе кого надо, а им там виднее, что следует делать. И если Саеджиу до сих пор не арестован, значит, так оно и должно быть. Я вас понимаю, Мария Ауреловна, но нужно набраться терпения.

Моих последних слов Мария Ауреловна как будто не слышит. Она смотрит на меня остановившимся взглядом.

— А как вы думаете, — говорит она еле слышно, — как вы думаете, поверят ли мне? А, Степан Антонович?

В эту минуту в сенях раздаются шаги. Входит Андрей Михайлович. Он явно под хмельком. Смотрит на меня мутными глазами и напевает:

— Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-ла…

— Что вы так уставились на меня? — спрашивает он. — Это новая мелодия. Да… только что сочинили. Мы с Саеджиу.

Я смотрю на Марию Ауреловну. Слезы у нее сразу высохли. Она бледна, губы крепко сжаты.

— Ба, а что это вы делаете так поздно у меня в доме, Степан Антонович? — Андрей Михайлович вынимает часы из кармана, смотрит. — Караул! Уже двенадцать! А вы сидите здесь с моей женушкой… Ха, ваше счастье, что я не ревнив!

Андрей Михайлович одновременно обнимает нас обоих. Мария Ауреловна резко отстраняет его руки. На лице у нее гримаса отвращения.

— Скажи лучше, где ты так поздно гулял?

— Я?.. А что?.. Разве уж нельзя выпить стакан вина с приятелем?..

— К урокам подготовился?

— К урокам? Ха-ха!.. Математика остается математикой. Те же задачи, что и в прошлом году, и в позапрошлом… Я их во сне помню. Другое дело литература, — разглагольствует он. — Ну и готовьтесь на здоровье, Степан Антонович! Вы приле-ежный!

Мария Ауреловна отворачивается. Мне тоже становится стыдно за него. Задачи-то он, может быть, и помнит, но как он их преподносит своим ученикам! Присутствовал я как-то раз вместе с Владимиром Ивановичем на его уроке. И что же? Один ученик у доски, остальные делают, что им вздумается. Правда, не шумят. Боятся. Ведь он директор. Но слушают они невнимательно, уроком не заинтересованы.

Андрей Михайлович сегодня очень весел. Он не умолкает ни на минуту.