Во имя человека

Кто это сказал про лакмусовую бумажку?.. Баклан?.. Нет, Петр Сидорович. Еще на практике, когда мы сидели на причале портальных кранов, смотрели, как хорошо работали Баклан и Венка. Они одинакового роста, и Венка тоже красивый, только черный, как жук: глаза у него большие, черные и часто бывают маслеными; нос с горбинкой, скулы крепкие, волосы вьются, отливают синевой; и все делает Венка красиво, ловко, легко, подбористо: и ходит, и закуривает, и причесывается, и поворачивается, и протягивает руку, когда здоровается. Его мама, Клавдия Нестеровна, бухгалтер порта, тоже высокая, такая же черная и красивая, говорит хвастливо:

— Мой Венка — картиночка! Что лицо, что рука-нога, что походочка: не налюбуешься!..

Многие по Венке вздыхали и сейчас вздыхают, но особенно жалко мне Дашу Круглову…

И вот сидят тогда Баклан и Венка в кабинах своих кранов: Баклан, так и видно, старается изо всех сил, все косится на Венку, чтобы тот его не обогнал; а Венка сидит за рычагами картинно, улыбается слегка, курит себе… И все равно работает вровень с Бакланом.

— Как работают ребятки, а?! — сказал Петр Сидорович и головой покачал от восхищения, поглядел на нас, вдруг спросил: — Помните на том собрании «Ревнуя к Копернику» Борис подразделил всех людей на три категории по равновесию получения-отдачи?.. Вот отношение к труду и является в первую очередь лакмусовой бумажкой, определяющей это равновесие!

— Правильно! — сказала я.

Даша покраснела, отвернулась, проговорила негромко:

— Надо, чтобы в крови это было…

— Вот и-именно! — тотчас подхватил Женя Шубин, который никак не мог пропустить такой случай, не покритиканствовать: — Баклан от души работает, это каждому видно, а Венка?! Нет, товарищи, показухи у нас еще много: другой работает за рубль, за деньги, а так нарисует себя, просто — герой труда!

— Очко! — сказал Петр Сидорович и смешно задрал густые, кустистые брови, с внимательной насмешкой глядя на Женю; помолчал, подождал, закинул руки за голову, с наслаждением потянулся, и на широкоскулом лице его с большим носом и маленькими серыми глазами, глубоко спрятавшимися под выпуклым лбом, неожиданно появилась совсем мальчишеская и озорная улыбка: — Двадцать первый раз, Женя, ты демонстрируешь нам свое глубокое понимание жизни, а также собственную непримиримость к еще имеющимся недостаткам! Минутку, товарищи!.. — Он поспешно пригладил ладонью свои жесткие, черные с проседью волосы; глянул на Федю, тоже выгнул грудь, будто взялся руками за край трибуны, проговорил уже с пафосом: — Это позволяет нам, твоим товарищам, Женя, — Петр Сидорович уважительно склонился в сторону Женьки, — надеяться, что ты говоришь не только для нас, но — и для себя, а?! Указывая на плохое, сам ты прятаться за него не будешь!.. — Помолчал снова, договорил уже напористо, даже жестко: — А то ведь есть и такая философия, извини: он, дескать, плох, почему же я должен быть хорошим?!

Мы засмеялись, так здорово у Петра Сидоровича получилось, а Женька, пухлый и неподвижный, — на кольцах в спортзале висит, как мешок, — что-то забормотал, поспешно оправдываясь…

Да если бы не Женька, и с Бакланом бы ничего не случилось, я бы успела нажать ногой на педаль тормоза, остановить контейнер!..

Мы смеялись тогда над Женькой, а Даша молчала, ковыряла носком туфли песок… Я-то знала, да и другие, возможно, догадывались, что Даша любит Венку!

Венкина мать, Клавдия Нестеровна, живет по принципу: «Бери от жизни все, чтобы потом не было жалко!» И берет! Часто и обеда у них дома не оказывалось, — я приводила Венку тогда к нам обедать, — и вообще рос Венка и вкривь, и вкось, куда ветром понесет. Парень он неглупый, сам говорил:

— Моя маман — гостья в жизни: ей был бы стол накрыт да музыка играла, пляс шел, а чьими трудами это веселье заработано — вопрос пятый!

Понимать-то все это он понимает, но выводов никаких не делает для себя, и в этом похож на Женю Шубина. Из троек он в школе не вылезал, еле-еле аттестат зрелости ему вручили. И то больше мы все старались вручали, а сам Венка даже руки к нему не протягивал. На выпускном вечере, будучи сильно под хмельком, сказал откровенно:

— Моя маман и на этот раз оказалась права!

— В чем это?! — с подозрением спросила Даша.

— А в том, что уж если до десятого класса человека дотянули, без аттестата не выпустят, не будут показатели школы марать!

Даша плюнула, заплакала и убежала.

Вот тогда мы с Бакланом и поняли, что она любит Венку. Побежали искать Дашу, а она сидела в нашем классе за своей партой и плакала. Я обняла ее, стала успокаивать, какими только словами Венку не характеризовала, а Даша только кивала в такт моим словам и все не переставала плакать.

Жалко Дашу, трудно ей будет с Венкой… А сама она человек отличный, да и вся семья Кругловых прекрасная! И что еще удивительно: все они очень похожи друг на друга, и Павел Павлович, и Даша, и Дашина мама. Она работает главврачом в нашей поликлинике водников. Может, лучше, если бы Баклана отвезли не в городскую больницу, а к ней?!

Нет-нет, об этом не думать, просто терпеть и ждать!..