Читаем Во имя человека полностью

И вдруг, — Симочка еще не исправил двойку, — я узнаю из ряда источников, что вчера его видели в филармонии: «Чепэ!» По возможности спокойно объясняю Симочке, что и к чему, а он заявляет, что Даша разрешила ему сходить на этот концерт Моцарта в порядке исключения: во-первых, Симочка очень любит именно этот концерт Моцарта, а во-вторых, к нам в город приехал какой-то исключительный пианист. Зову Дашу: подтверждает, что разрешила. Говорю Симочке, что он может идти, и в упор спрашиваю Дашу, соображает ли она, что делает?! И тогда она открывает мне, что Симочка наверняка будет исключительным музыкантом, это по всему видно! И — больше того: что мы своим формальным отношением можем загубить его исключительный талант! Веду Дашу в пустой класс, усаживаю рядом с собой на парту, начинаю разъяснять. Она со всеми моими доводами соглашается, но продолжает твердить про исключительный талант Симочки. На мой вопрос, чем именно она может подтвердить наличие этого самого таланта у Симочки, ничего конкретного не называет, ссылается только на то, что чувствует в Симочке талант. «Я, говорит, так и вижу его на сцене театра или в концертном зале!» Ну, мне сразу стало ясно, что она просто напридумывала Симочку. Пока он обычный рядовой школьник, и как таковой — должен выполнять все, что полагается. В конце концов Даша согласилась со мной, но в глаза при этом почему-то мне не смотрела…

Вот подобное происходит у Даши с Венкой. Тогда на выпускном вечере, когда мы с Бакланом нашли Дашу в нашем пустом классе, она заявила, что Венка внутри очень хороший, а вся шелуха, нанесенная на него Клавдией Нестеровной, постепенно слезет.

Венка работает действительно хорошо, но Женя Шубин передавал мне, что Венка говорил якобы: «Еще, может, зятем начальника порта буду!..»

Почему Семен Борисович не звонит? А может, мне самой позвонить в больницу?.. Но если бы Баклану стало хуже, Семен Борисович ведь обязательно позвонил бы. У него хватило бы сил, и он не стал бы скрывать от меня.

Я должна ждать… ждать…

…Баклан не любит Федю Махова, а к Любочке Самохраповой у него какое-то снисходительно-насмешливое отношение? Неужели она нравится ему?.. А ведь сам говорил: «Ее очень тянет к сладкому, а ума не хватает». Когда Любочка проволынила целую смену, ссылаясь, что голова болит, Баклан только засмеялся:

— Ах, ты, Киса-Мурочка незабвенная!.. — и спросил без всякого перехода: — К экзаменам в институт готовилась?

— А ты откуда знаешь?! — так откровенно испугалась Любочка, что комментарии как говорится, были излишни.

Хоть и в несколько месяцев, но все-таки трудовой стаж дает преимущество при поступлении в институт.

Мы с Дашей, Катя, даже Петр Сидорович проработали Любочку как следует, она ревела в три ручья, просила простить ее и клялась, что такого больше во веки веков с ней не повторится. Решили на первый раз ограничиться выговором. А Баклан, который и раскрыл Любочкино преступление, сидел, курил, молчал… И Даша, и Катя, и я приставали к нему, почему он отмалчивается?! В конце и Петр Сидорович не выдержал, посмотрел на него, чуть улыбнулся:

— А в этом вопросе, Боря, как?

— Понимаете, Петр Сидорович, из воробья орла не сделаешь!

— А если, скажем, воробей — еще воробушек и ему надо просто помочь правильно научиться летать? — спросил Петр Сидорович.

— Вот здесь вы правы! — согласился Баклан.

А вот Федю Махова, который в общем-то работает исправно и никаких вопиющих нарушений не допускает, Баклан откровенно не любит, моментами — мне кажется — даже ненавидит! Во всеуслышанье называет «доморощенным Бонапартиком». Ну, правильно, держится Федя осанисто, уверен, что «каждый сейчас может быть гением», постоянно выгибает грудь, которая, «как у петуха коленка». В школе учился средне, но сейчас не скрывает, что намерен поступить в институт.

И вот возвращаемся мы с Бакланом в порт после смены, а на этом же катере идут на смену Даша с Венкой, и Даша должна сменять Федю. Подходим на катере, Венкин кран работает, а Дашин — стоит. На понтоне сидит Федя, как у себя дома, зубрит химию.

— Инжектор не подает воду в котел, — объясняет Федя, — а одной помпы для работы недостаточно.

Все правильно, хоть, правда, мы и на одной помпе, случается, работаем нормально, но Федя прав: по технике безопасности не полагается.

Мы, конечно, поднялись к нему на кран, Венка с Бакланом быстро разобрали инжектор, — там всего с десяток болтов надо отдать, — один из конусов инжектора был перекошен.

— Ну, и ты сам не мог додуть?! — Венка шагнул к Феде. — Проспал смену?!

Баклан придержал сзади Венку, сказал нам с Дашей:

— Выйдите на минутку.

Мы спустились с крана, Федя кинулся за нами, но они его не пустили.

Минут через пять Баклан и Федя сели на катер, мы пошли в порт. Федя молчал, красный как рак, кусал губы. А мы с Бакланом, как обычно, держались за руки.

— Поучили? — спросила я, когда мы с Бакланом остановились у нашего подъезда.

— Выпороли.

— Как?!

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза