Двери нам открыла Екатерина Викторовна, нарядная, даже торжественная. Сразу же обняла меня, поцеловала, всхлипнула:
— Ну, наконец-то у Нади все хорошо, мы с Гришей так рады! — хотела еще что-то сказать, но спохватилась, только глянула на меня, не договорила.
За столом в нашей комнате сидели мама, Илья Николаевич и Григорий Фомич, и все были одеты тоже по-праздничному, и на столе всего полно, как в праздник. Мама улыбнулась мне как-то непривычно: и виновато, и растерянно, и счастливо, и была такой по-новому красивой!..
— Ну, здравствуй, Леша!.. — Илья Николаевич поднялся из-за стола, чуточку тревожно глядя на меня, а я привычно уже удивилась, какой он тоже красивый: черные густые волосы, серые большие и широко поставленные глаза, прямой нос, крепкие скулы, широкие плечи будто распирали черный, без единой морщинки, китель с блестящими погонами.
Пожала его крепкую руку, сказала:
— Уже Лена.
— Давно пора! — одобрительно прогудел Григорий Фомич.
— Ну, вот и хорошо! — совсем по-взрослому сказала я, все не отпуская руки Ильи Николаевича: — Поздравляю! — и привстала на цыпочки.
Он мигнул счастливо, все понял, оглянулся на маму… Она встретилась с ним глазами, вздохнула прерывисто и — облегченно заплакала… Тогда Илья Николаевич наклонился и крепко поцеловал меня в щеку. И я обеими руками обняла его шею, еле-еле дотянулась…
— Ну, тогда и я вас поздравляю! — подрагивающим голосом проговорил Илья Николаевич, протягивая руку Баклану.
— Спасибо, — просто ответил Баклан, пожимая его руку.
— За стол! За стол!.. — бормотала, всхлипывая, Екатерина Викторовна.
Но я все-таки обошла вокруг стола, обняла маму, тоже крепко ее поцеловала и… — глупая я все-таки, глупая и грубая даже, надо быть поумнее и потоньше!.. Или хотела предупредить вопрос Баклана, возможную неловкость?.. Только прямо сказала:
— Я рада, мама, поздравляю тебя! Но зря ты так долго Илью Николаевича мучила и себя!..
И она даже ничего не ответила мне, только все плакала и не могла остановиться, а я стояла и гладила ее плечи, успокаивая, точно мы с мамой поменялись местами!..
— За стол! За стол! — громко уже командовала Екатерина Викторовна.
— Вот, Боря… — как-то просительно и виновато, совсем не как директор школы только что окончившему ученику, проговорила мама, протягивая руку Баклану.
— Да-да, Надежда Владимировна! — сказал он и повторил, глядя маме в глаза: — Да-да!
И тогда мама как-то рывком вскочила, крепко-крепко обняла его, прижалась щекой к груди. Баклан решился и ласково погладил маму по плечу…
Мы выпили уже по три рюмки: за маму с Ильей Николаевичем, за нас с Бакланом и за тех, кто остался «на снегу», как сказал Илья Николаевич, когда я опомнилась, что ведь нам с Борькой в четыре на смену!.. Заозиралась растерянно, даже испуганно: «под градусом» явиться на кран — не шуточки!.. Григорий Фомич засмеялся:
— Захлестнуло радостью?! Не беспокойся, не беспокойся: позвоню в диспетчерскую, Петр Сидорович вас заменит.
— Тогда сейчас позвоните, а?!
— Да, брат!.. — Он даже растерянно посмотрел на меня и вдруг захохотал, гулко, как из трубы.
— Мамина дочка! — сказала и Екатерина Викторовна, тоже смеясь.
Он вышел в коридор звонить, а я постояла рядом с телефоном. Вдруг поняла, как это может выглядеть со стороны, покраснела… И попросила пригласить к нам вечером Петра Сидоровича.
— А это уж ты сама, сама! — Григорий Фомич протянул мне трубку.
— Петр Сидорович, вы уж извините, что мы с Бакланом не можем сегодня!.. На мой кран новый трос надо получить…
— Поздравь от меня Надю! — перебил он меня.
— Вы бы вечером с Еленой Дмитриевной, а?!
— А Надя в курсе, что ты свадьбу затеваешь? — все и сразу понял он.
— Да нет…
— Правильно, Лена, обязательно будем!
Вот так и получилась и у мамы с Ильей Николаевичем свадьба.
И эту свадьбу я помню как-то отрывками. И потому, что нам с Екатериной Викторовной и тете Паше, которая позвонила узнать, все ли в порядке, и пришла помогать, пришлось крутиться как следует: гости даже не поместились в нашей комнате, сидели у Ильи Николаевича и у Екатерины Викторовны, вообще приходили и уходили, чуть не все портовские перебывали!.. Баклан сбегал в школу и пригласил учителей: мама растерянно покраснела, увидев их, и тотчас обрадовалась, по-домашнему просто засуетилась, усаживая их. Мы с Бакланом два раза бегали в магазин, тащили вино и продукты в обеих руках: то и дело чего-нибудь не хватало. А ко мне постепенно приходило какое-то высвобождение: делалось все проще и увереннее, естественнее. Ведь пригласила я Петра Сидоровича и Елену Дмитриевну вгорячах, ни о чем не успев подумать; и свадьбу-то устраивать решилась после слов Петра Сидоровича; и когда мы с Бакланом ехали к маме, не то, что о свадьбе подумать, — даже боялась, не случится ли чего!..
А ведь, пожалуй, именно так и должно быть: какие нормы, наперед заданные, могут быть для радости и счастья?!
И поздно вечером, когда гости уже разошлись, а мы с Бакланом помогали Екатерине Викторовне и тете Паше убирать и мыть посуду, Илья Николаевич позвал нас в комнату. Мы с Бакланом вошли, он встал, сказал: