Во имя человека

— Ну, ребята, спасибо! Это мы с Надей вам говорим: спасибо вам, родные наши!

— Да! — сказала мама. — Спасибо, Лена и Боря, больше и не знаю, как лучше сказать!

Мы с Бакланом что-то бормотали, все понимая и даже не решаясь поднять на них глаза… И хоть я не смотрела на маму, но так и видела, какая она сейчас, и что вообще все происшедшее значит для нее!.. И для Ильи Николаевича… На миг успела испугаться, не спросит ли все-таки Баклан то, о чем он сказал в машине, когда мы ехали к маме?.. И вот здесь мама сама негромко проговорила:

— Прости, Илья!.. Я вот при ребятах… Пусть и они знают… Прости, родной!..

— Ну-ну, Надя…

Снова стало тихо. В двери всунулась тетя Паша, хотела что-то взять со стола. Екатерина Викторовна молча обняла ее за плечи, увела…

Баклан крепко сжал мою руку и пошел из комнаты. Держал за руку так крепко, что я не могла даже шевельнуть пальцами. И просто шла за ним…

— Спать, ребята! — по-взрослому строго сказала из кухни Екатерина Викторовна.

— Домой-домой!.. — обернулась от раковины тетя Паша.

И мы так же молча пошли из прихожей на лестницу…

— Эй!.. — крикнула сзади Екатерина Викторовна.

Мы остановились, обернулись. Она подошла, расцеловала Баклана, потом меня. И тетя Паша так же серьезно и молча поцеловала нас по очереди. И Григорий Фомич стоял в дверях своей комнаты, молча смотрел на нас…

Мы спустились по лестнице, подошли к машине, сели. Я все-таки не удержалась и с облегчением пошевелила затекшими пальцами. Баклан поглядел на них, заводя мотор, хотел уже — я видела — извиниться, но только сказал, глядя мне прямо в глаза:

— А?!

— Да!.. — ответила я.

И мы молча еще посидели в машине, а потом поехали.

3

За все это время у меня было два самых тревожных момента. Первое: уход ребят на учебу в институт. Второе: начало моей работы секретарем комсомольской организации порта.

Когда после того собрания «Ревнуя к Копернику» в порту организовались курсы крановщиков, весь наш класс дружно пошел на них, и все их окончили, стали работать крановщиками. Но причины, вследствие которых ребята пошли на курсы, я могу разделить на три группы. Даша, Баклан, Симочка Крытенко, я сама пошли на курсы из-за того, что порту нужны крановщики.

Недавно в нашем молодежном кафе был диспут на тему: «Надо и хочу». Довольно горячий развернулся спор, и я сначала слушала, не вмешиваясь, а потом вот что меня удивило… У некоторых ребят есть пренебрежительно-насмешливое отношение к слову «надо», и эти же самые ребята вовсю записываются на целину, на новостройки, вообще лезут в самые трудные места. Это — романтика: бороды, гитары, песенки. Где-то даже мода: обыденная жизнь, дескать, чересчур спокойная для меня, хочу поближе к огоньку. Пусть я зарос до самых глаз, курю трубку, ношу гитару, как винтовку, за спиной, выкинул дома нормальную кровать и сплю на раскладушке, до смерти боюсь громких слов, но делаю-то при всем этом я именно то, что от меня и требуется, что и «надо» делать, и делаю это хорошо. Об этом в конце диспута я и сказала.

Любочка Самохрапова, Федя Махов, еще кое-кто пошли на курсы, как шагнули на ступеньку, которая должна облегчить им дальнейшее продвижение по жизни. В данном конкретном случае: поступление в институт.

Женя Шубин, Венка Рыбин, другие ребята пошли просто потому, что все идут: имело место, хоть и в завуалированной форме, чувство стадности. Особенно тщательно замаскированное у критичного и самокритичного лентяя Жени Шубина.

И вот во второй половине июля, — вступительные экзамены в вуз в августе, — обстановка, надо сказать, накалилась довольно-таки сильно.

Я-то занимала четкую и ясную позицию: порт учил нас не для того, чтобы мы обманывали его, убегали, не доработав одной-единственной навигации. Для подтверждения своих слов во всеуслышанье заявила, что сама в институт не пойду, останусь работать в порту, хотя прав имею побольше, чем другие: школу окончила с золотой медалью.

Но у меня и не было настоящей тяги в институт, как ни стыдно это. Я понимала, что человек должен учиться, тогда и отдача от него увеличится. И знала, что смогу поступить в институт, смогу учиться и закончить его, стать инженером, врачом или учительницей. Но, во-первых, мне было все равно, кем: инженером, врачом или учителем. Хотя, думаю, что на любом месте я бы работала с пользой для дела. А, во-вторых, я была счастлива своей семейной жизнью и — очень хотела ребенка. А в-третьих: и это, пожалуй, главное, я по-настоящему полюбила свою работу, всю напряженную и бодрую, иногда трудную обстановку порта! Мне по-прежнему нравилось вместе со всеми идти на смену, ехать на катере на кран, стоять за рычагами его, живя в напряженно-бодрящем рокоте машины, лебедки, могучих движениях стрелы, грейфера, которые будто становятся продолжением твоих рук, всего тебя, в сотни раз увеличивая твои силы, возможности!.. После смены или в обед, в редкие перерывы, вместе со всеми сидеть на понтоне, чувствуя приятную усталость, щуря глаза на блестящую под солнцем воду, испытывая ощущение удовлетворенности от только что сделанного.

Как-то в такой момент Баклан задумчиво проговорил: