Во имя человека

Проработали часа два, и шкипер баржи замахал руками: для равномерной загрузки палубы баржу надо было спустить по течению метров на двадцать. Делается это просто: команда баржи травит якорные канаты, крановщикам в это время делать нечего. Выпрямилась я, разогнула спину, привычно поглядела на манометры давления пара в котле, на уровень воды: все было в порядке. И тут все-таки заметила, что Митяй как-то странно глядит на меня. Вообще похудел он, что ли, только «решето» его стало нормальным человеческим лицом и в глазах исчезла сонная одурь. Улыбнулась ему, предложила:

— Покури, пока время есть.

И тут он решился, придвинулся ко мне, сказал негромко:

— Знаешь, Леша, а это ведь Венка Дашу разукрасил: Зинка хвалилась, что они с Венкой решили пожениться, а с Дашей у него все кончено, поэтому он и ударил Дашу…

— Так! — сказала я. — Ну, пока баржа спускается, пойдем на их кран.

И пока шли на кран Баклана, перепрыгивали с понтона на понтон, я мысленно отметила, как изменился Митяй: раньше бы он вообще пропустил мимо ушей заявление Зины, а уж говорить о нем и подавно не стал бы!.. Еще почему-то вспомнила стихи английского поэта Артура Клафа, которые Грэм Грин взял эпиграфом к своему «Тихому американцу»: «Я не люблю тревог: тогда проснется воля, а действовать опаснее всего…» Митяй, само собой, ничего не знал про эти слова, но тревог помаленьку бояться переставал. Вон и к Баклану без лишних слов пошел со мной.

Зина перед маленьким зеркальцем поправляла цветок в полосах, а Баклан сидел на корточках, положив прямо на железо палубы грязный листок, что-то чертил на нем огрызком карандаша. Поднял на нас глаза, привычно-машинально полез в карман за сигаретами для Митяя, сказал задумчиво:

— Нет, без второго троса на «бурлаках» не заставишь грейфер раскрываться на весу. Только вот как этот второй трос заставить двигаться согласно с грейфером и останавливаться в нужный момент, поддерживать грейфер?..

Я тоже поглядела на листок: на нем был начерчен грейфер, трос, на котором он висит, гусек на конце стрелы «бурлака», сама стрела: задача действительно казалась невыполнимой. И ведь не такие дураки сидят на заводе, выпускающем «бурлаки», чтобы не сделать этого самим, если только это возможно! Подумать-то я подумала об этом, но Баклану почему-то ничего не сказала. Или уже верила в него, или сама в чем-то изменилась, или уж очень заманчивым это казалось, чтобы грейфер раскрывался на весу?! А вместо этого поглядела на Зину, все прихорашивающуюся перед зеркальцем, сказала ей:

— Ну, можно поздравить? А я-то думала, он с Кругловой!..

Зину «не поцеловал бог», поэтому она только быстренько глянула на Митяя, снова на меня и — не удержалась, хвастливо уже согласилась:

— Можно!

— Вчера он и поставил точку над «и»?

— И довольно внушительную, да?.. — она захохотала. — На пол-лица!

Баклан поглядел на нас снизу, потом медленно поднялся, тщательно сложил листок, сунул его в карман, что есть силы задымил сигаретой…

— А я-то думала, он польстится на звание зятя начальника порта!.. — сказала я.

— Ну, что ты: Венка совсем не такой! — заверила Зина.

Баклан глянул на меня, в тон мне сказал:

— Приставала она к нему очень?

— Ну да! — охотно стала объяснять Зина. — Вчера ведь получка была… Ну, смотрю, идут они по улице, спорят о чем-то… А до этого ведь у нас с Веной ничего и не было, даже не целовались ни разу! Только видела я, что нравлюсь ему, а он — мне. Ну, подошла я к ним, конечно. Вена уже был слегка «на газу», а Даша все пристает к нему, зачем он выпил, и лучше бы они в театр сходили, и вообще надо жить по-другому… Вена вдруг взял меня под руку, и мы пошли. Сразу я поняла, что он этим хотел сказать! Да и какой женщине не лестно с таким на улице покрасоваться?! А Даша за нами плетется, смех и грех, как нищенка! Зашли мы в одну рюмочную, приняли. Выходим, а она — ждет. Зашли во вторую, выходим, а она — ждет. Даже заплакала… Вот тут Венка ее и ударил…

У Баклана лицо перекосилось и губы подергиваться начали. Я на всякий случай взяла его за руку, сказала:

— Вот вечером в комитете комсомола и поговорим об этом! А что призналась чистосердечно, это — правильно!

— Жалко, что сейчас дуэли не приняты! — шептал Баклан.

А я все крепко держала его за руку и вела от греха подальше. Все-таки сказала:

— Венка — не Федя!

— Да и с Федей тогда не надо было так, — неожиданно согласился он. — Ничему это его не научило. А ведь и Венка его «учил» тогда!

А все-таки мне и сейчас приятно, как они тогда Федю поучили, пусть ни к чему полезному это и не привело!

4

Еще со смены, прямо с кранов, я связалась по радио с диспетчерской, попросила Григория Фомича позвать нашего комсомольского секретаря — Катю. Пока он звонил ей по телефону в техотдел, пока Катя пришла в диспетчерскую на радио, я видела у аппарата, ждала и думала, что хорошо бы этот случай рассмотреть пошире, вывести, так сказать, за рамки обычного рукоприкладства. Чтобы разговор как-то зацепил и Любочку, и Федю, и остальных ребят. Дело ведь не только в ударе.

— Леша, после смены — сразу в комитет! — сказала Катя. — И всех ребят с собой бери…