Во имя человека

Когда мы с Санькой быстро пробежали по палубе понтона под проливным дождем, оказались под крышей каюты, Санька чуть придержала меня за рукав. Я посмотрел на нее. Санька молчала, внимательно прислушиваясь. Из нашего мужского кубрика доносился мерный храп Енина с Пироговым, у себя на кухне кряхтела тетя Нюра. Санька улыбнулась виновато, выговорила тихонько:

— Вот, знаешь, бывало, обидит меня кто в детстве… Вот обидит меня кто, наревусь вдоволь, потом лежу на своей кровати, с головой одеялом укроюсь и мечтаю, мечтаю! Все о том, как встретится мне наконец-то добрый человек. Все больше почему-то старушка какая-то мне виделась, маленькая, ласковая, с тихой улыбкой… И мне сразу делалось спокойно так, радостно. Я этой выдуманной старушке была готова, как говорится, ноги мыть и воду пить!.. Да того я к этой старушке привыкла, что у нее скоро и голос, и лицо появились, а потом она приснилась мне, сказала, что зовут ее Татьяной Петровной. И до сих пор, Серега, когда мне не спится, я свою Татьяну Петровну вызываю, послушаю ее добрые слова, погляжу на ее тихую улыбку — и засыпаю…

— Доброта, Санька, может быть, главная человеческая красота!

— Вот! — торжествующе проговорила она, взяла меня за руку, крепко сжала ее.

Я пошутил неловко:

— Как бы тебе, кроме старушки, Татьяны Петровны, для сна и Серегу Колосова вызывать не пришлось?

После обеда к нам на кран пришел Кузьмин.

— Попал по делам на причал Мирошникова, дай, думаю, и старых знакомцев повидаю.

— Раздевайся-ка, садись к столу: горячим чайком напою, отогреешься, — засуетилась тетя Нюра.

— Спасибо.

Когда Кузьмин напился чаю и мы с ним остались за столом вдвоем, он сказал:

— На этот раз и я, Сергей Сергеевич, с вестью: вчера хотели взять мешок с деньгами от инкассатора. Спугнули их, правда. Два неизвестных молодца. Но по почерку — Воронов их подослал. — И вздохнул: — Старый мой приятель. Воронов… Трижды я с ним встречался.

— И пока счет три-ноль в его пользу?

— Нет, два-один. В третий раз я его все-таки запечатал в лагерь. Его узкая специальность в последние десять лет, Сергей Сергеевич, деньги и драгоценности. А в городе ему, конечно, труднее, чем здесь. В городе и население постоянное, и милиции он давно известен. А здесь — деньги громадные, кругом — глухая тайга. Вот и прибыл на гастроли, как говорится. Это он посадил в молодости Игната. И думается мне, он и убил его!.. — Он достал из внутреннего кармана фотографию, протянул ее мне.

На фотографии был мужчина лет пятидесяти. Большеглазое и горбоносое лицо выглядело очень интеллигентно. Да, на подбородке шрам, и над левой бровью — второй.

13

Просторный, залитый ярким электрическим светом кабинет главного инженера строительства Надежды Павловны Морозовой чем-то походил на свою хозяйку, был и нарядным, и строгим. Бросался в глаза ровно блестевший, натертый пол. От высоких дверей кабинета к большому столу тянулась широкая ковровая дорожка. На ней были следы, а паркет просто пугал своей музейной чистотой.

Мы четверо — Левашова, Панферов, Петухов и я — уже знали, зачем нас вызвала Морозова. Вчера Саша Костылев объехал наши краны, рассказал о просьбе строителей не уходить на зиму в порт, остаться на строительстве химкомбината. Каждый из нас мог уйти в межнавигационный отпуск, и кое-кто действительно уходил на зиму из порта. Но большинство, использовав свой обычный отпуск, работали зимой в порту, готовя краны к новой навигации, монтируя новые. Но одно дело — жить зиму в городе, приходя в порт только на смену, и совсем другое — через месяц снова вернуться на строительство, сюда, в тайгу, за тысячу километров от дома, работать до следующей осени. Саша Костылев объяснил нам, что Морозова предлагает размонтировать наши краны, снять их с понтонов. Понтоны на зиму поставить в затон строительства, а краны перевезти на стройплощадки, заново смонтировать их, работать на разгрузке железнодорожных вагонов.

Вчера же после разговора с Костылевым мы связались по радиотелефону с портом. И начальник его, и главный инженер, и секретарь парткома, и секретарь комсомольской организации порта просили нас не отказывать строителям.

Сейчас мы четверо да еще начальник мехцеха Ваня Пушкарев и Саша Костылев сидели вдоль длинного стола, торцом приставленного к столу Морозовой, а она говорила спокойно: