Во имя человека

— У каждого из вас, товарищи, есть, конечно, свои планы на зиму. — Посмотрела на Наташу Левашову. — И дети, конечно, и семьи в городе. И каждый из вас вправе уйти в межнавигационный отпуск, так что мы можем только просить вас. Но очень уж нужны нам ваши краны, очень! Понимаете? — Высокая, седая, Морозова по-молодому, легко поднялась из-за стола, отдернула в сторону занавес на стене, за ним была большая карта строительства. — Вот смотрите! — В руках Морозовой уже была указка. — Сейчас вот здесь, — она показала на ветку железной дороги, — у нас работают на разгрузке вагонов четыре крана «Январец», грузоподъемностью в десять тонн. Мы снимаем эти четыре «Январца», перебрасываем их на стройплощадки, а вместо них, на заранее сваренные нашим мехцехом круговые рельсы, устанавливаем стационарно ваши краны. Конечно, условия разгрузки вагонов ухудшаются: «Январцы» — на гусеничном ходу, ваши будут неподвижны. Но я уже договорилась с железной дорогой, машинист будет продергивать вагон за вагоном по мере разгрузки. Сейчас Иван Владимирович Пушкарев, начальник механического цеха строительства, подробно познакомит вас и с конструкцией нового кругового рельса, установкой крана на него.

— Простите, Надежда Ивановна, — сказала Левашова, — позвольте мне…

— Прошу! — И Морозова вдруг совершенно по-женски лукаво улыбнулась, а я подумал, что в молодости она, наверное, была очень красива; всю свою жизнь Морозова кочует со стройки на стройку, а могла бы спокойно заведовать кафедрой где-нибудь в институте, жить хоть и в Москве.

Наташа спокойно поднялась из-за стола.

— Вы, Надежда Ивановна, оставите у себя наши краны, даже если команды уйдут в межнавигационный отпуск?

— Разумеется. Я на всякий случай уже договорилась с начальством порта, что беру краны на зиму по договору к себе. Душа не терпит, понимаете ли, чтобы такая прекрасная техника простаивала всю зиму! А что касается вашего законного отпуска, вы можете уйти с последним пассажирским транспортом в порт, отдохнете месяц у себя дома, вернетесь к нам поездом или самолетом. — Она вздохнула, глядя на Наташу. — У меня и у самой есть ребенок, товарищ Левашова. Задумаешься другой раз, как он там, в Москве?

— А муж ваш?

— Еще в войну погиб… Мой ребенок, конечно, постарше вашего, товарищ Левашова, у него у самого двое детей — да для меня-то он по-прежнему ребенок.

— Понятно, Надежда Ивановна.

— Да… Трудно доставлять сюда технику, товарищи. Строительство, как вы знаете, громадное, сроки — короче желаемых, вот и приходится дорожить не то что лишним краном, а литром бензина! Ну, прежде чем я дам слово Пушкареву, нет ли каких вопросов?

— У меня, если позволите? — Я встал.

— А, Колосов. Слышала ваше выступление на комсомольской конференции.

— Я, Надежда Ивановна, еще студент-вечерник…

— Не знаете, как перевестись на заочное отделение? — насмешливо спросила она. — Или мне написать в институт, походатайствовать за вас? Или, того лучше, с отцом вашим поговорить по телефону?!

— Вы не поняли меня, Надежда Ивановна. — И я повторил ее слова: — Просто душа не терпит, понимаете ли, чтобы наши красавцы-краны работали стационарно.

— Ну?!

— На карте, как я вижу, четыре нитки путей. Вес нашего крана, правда, двадцать восемь тонн, но, может, вам удастся выпросить у железной дороги такие платформы? А в железнодорожный габарит наши краны вписываются…

Морозова коротко бросила мне:

— Спасибо, Колосов, садитесь! — И резко повернулась к Пушкареву: — Ну, Иван Владимирович, а где вы были?! Почему заставили меня унижаться перед железной дорогой, выпрашивать у них лишних полкилометра свободных рельсов для протяжки составов?! Почему за вас должен думать Колосов? Чтобы к возвращению крановщиков из отпуска их краны стояли на железнодорожных платформах, чтобы каждую — передвигала своя мотодрезина!

— Ясно, Надежда Ивановна!

Когда мы выходили из кабинета Морозовой, уже входили в него работники строительства. Мы остановились в коридоре покурить.

— Вот она, наша жизнь-жестянка! — сказал Панферов.

— Рыба здесь должна зимой ловиться! — сказал Петухов.

— Одно слово, мужики! — сказала Наташа. — Подледный лов, видите ли, их интересует, а как там детишки будут зиму в городе без нас?!

Постояли, покурили, разъехались по своим кранам на попутных машинах.

Мне пришлось пройти под дождем с полкилометра, чтобы выйти на трассу, ведущую к нашему крану. Первый же пустой самосвал, идущий к нам за песком, резко притормозил около меня, распахнулась дверца кабины. Я поднялся на высокую ступеньку, сел, захлопнул дверцу, поблагодарил машинально:

— Спасибо. — Даже не посмотрел на водителя, так уже был занят тем новым, что нам предстояло.

Не знаю, сколько мы проехали по ухабистой дороге: пустой самосвал подкидывало особенно сильно. Я курил, думал о работе крана во время жестокой здешней зимы: что-то нас ждет, впервые ведь придется работать в таких вот условиях! И о том, что неудачно получается с институтом, ведь пятый, последний, курс придется кончать заочно. Порадовался только, что скоро увижу отца. И вдруг услышал насмешливый голос Гриньки:

— Зазнался ты, механик, однако?