Читаем Во имя человека полностью

— Я люблю тебя! Не знаю, как тебе это объяснить… Но к Кате у меня была жалость и уважение, как к человеку, идущему по трудному пути.

— А ведь мог бы жениться на ней, дай она повод тебе, и вот так же жалел бы ее всю жизнь, да?

— Наверно.

— Эх, мужики вы, мужики, властелины наши! Ну-ну, работай…

15

После смены мы с Санькой умылись, собрались завтракать. Она попросила:

— Я теперь буду сидеть рядом с тобой, хорошо?

В общем кубрике я сидел во главе стола, он был узким, для второго человека места не оставалось.

— Хорошо, — ответил я, — только уж придется мне пересесть на место Игната, чтобы оказаться рядом с тобой.

Санька причесывалась. Только что умытое лицо ее было розовым, глаза — ясными, будто и не работал всю ночь человек, а хорошо выспался. Я обнял ее.

— Трудное у нас с тобой положение, Сережа, — сказала она, ласково и насмешливо глядя мне в глаза.

— А может, напрасно мы с тобой решили ждать до встречи с отцом?

— Нет, не напрасно! — Санька отрицательно покачала головой.

— Необычно как-то все у нас с тобой получается, Санька.

— А может, Сережа, обычно и не бывает?

— Для самих молодоженов и традиционный обряд выглядит, наверно, необычно.

— Вот-вот! Как же он может быть обычным для них, если они по любви женятся?!

— Ну, пошли завтракать.

— Подожди. — Она взяла меня за руку, помолчала и вдруг попросила жалобно:

— Только уж будь ты теперь поосторожнее, пожалуйста. Ведь случись что с тобой, я просто не переживу этого, понимаешь?

— Выходит, теперь сложить мне руки?

— Что ты, Сережа, разве я об этом? — даже испугалась она. — Да как мы с тобой в глаза друг другу поглядим? Нет, и дальше так же помни про Игната, только прошу тебя — будь поосторожнее!

— Хорошо, Санька, постараюсь.

— И — еще одна просьба у меня к тебе, Сережа.

— Да?

— Поскольку мы с тобой теперь… муж и жена, говори уж мне все!

— Да. Обещаю.

— Все до последнего словечка.

— Я понял. Обещаю.

Тогда я прикрыл двери умывальника, коротко рассказал ей о встрече с Вороновым, подсевшим в самосвал Гриньки. Санька внимательно выслушала меня.

— Так я и чувствовала, что случилось у тебя что-то, когда ты ездил к Морозовой!

— Серега, — проговорил за дверью Смоликов, — тебя Алла Викторовна к телефону.

Все уже сидели за столом в общем кубрике, тетя Нюра ставила тарелки с яичницей. Я взял трубку, сказал:

— Слушаю, Алла Викторовна.

— Здравствуйте, Сергей, — хрипло ответила она, шумно дыша в трубку. — Меня увозят в больницу, вы на это время останетесь за меня…

— Хорошо, Алла Викторовна.

— Под утро мне стало совсем плохо, Наташа Левашова вызвала из больницы строителей «скорую помощь». Приехал врач Козырев, признал у меня воспаление легких… Температура сорок, — она всхлипнула.

— Ничего, Алла Викторовна, ничего! — поспешно сказал я. — Больница у строителей хорошая, воспаление легких — чепуха, через пару недель — будете на ногах!

— Моторист Комлев привезет на своем катере вам все документы. Будете вместо меня выходить на связь с портом, как обычно. С Левашовой, Петуховым и Панферовым я ваше назначение согласовала. Все механики поддержали вашу кандидатуру. Ну, мне пора ехать, Сережа.

Я положил трубку, повернулся к столу, объяснил коротко смысл разговора.

— Не везет девахе, — покачал головой Енин.

— Ничего, поправится, — сказал Смоликов. — Человек она молодой, только на будущее закалится.

— Правильно, Серега, что тебя она назначила на свое место, — произнесла Катя.

Я увидел, что Санька сидит на своем обычном месте, напряженно вытянувшись, не притрагиваясь к еде, смотрит пристально в черный иллюминатор… Я взял тарелку с яичницей, стоявшую во главе стола, кружку, вилку и ложку, переставил их рядом с Санькой на то место, где обычно сидел Игнат. Из угла кубрика взял табуретку, поставил ее рядом с Санькиной, сел. Тоже не мог начать есть, только чувствовал, как побагровел до ушей. Томительно бесконечными были эти секунды. Тетя Нюра мигнула, начала медленно улыбаться, даже чуть сдвинула с лица свой платок. Смоликов ласково глядел на нас с Санькой. Катя смотрела серьезно, почти строго. Миша широко и по-мальчишески весело улыбался. Енин долго не мог понять, что же именно случилось, глядел то на нас с Санькой, то на других… Потом хмыкнул, свернув на сторону свой утиный нос.

— Мы с Санькой решили пожениться, — как-то глухо наконец выговорилось у меня.

— Ну, и слава богу! — обрадованно засуетилась тетя Нюра. — Давно пора, сколько девку можно томить, Сереженька?

Санька нерешительно наклонила голову, потерлась щекой о морщинистую руку тети Нюры.

— Поздравляю вас! — отчетливо выговорила Катя, на миг сморщилась, боясь заплакать. — Молодцы, рада за вас! — Встала, сначала обняла и поцеловала Саньку, потом, чуть прикрыв глаза, чмокнула меня в щеку, снова села на свой табурет.

— Спасибо, Катя! — ответила Санька.

Катя опустила голову. Приподнявшиеся плечи ее сильно и резко вздрогнули. Вскочила, пряча от нас лицо, выбежала из кубрика.

— Позвольте и мне поздравить вас! — торжественно проговорил Миша, встал, пожал руку Саньки, лежавшую на столе, протянул руку мне.

От растерянности я тоже встал, пожал его руку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза