Во имя человека

От растерянности я чуть не поблагодарил его, точно и он поздравлял нас с Санькой, но вовремя спохватился, спокойно и медленно, подробно — это должно было, я знал, понравиться Богатыреву, — отчитался за суточную смену. Данила Герасимович дотошно переспрашивал меня, я понял, что он записывает цифры.

— Ну, работайте, работайте. — И хотел уже повесить трубку; я еле успел спросить его о прогнозе погоды, и тогда он, даже будто смутившись, поспешно сказал: — Дней на пять, на неделю вам работы осталось, Серега. Так что предупреди всех. Последний пароход «Александр Невский» уходит от вас через пять суток, на нем и отправь своих отпускников. Много их у тебя набирается?

Всего у нас на четырех кранах работало, считая Комлева, тридцать два человека, Алла Викторовна лежала в больнице.

— Шестнадцать человек, Данила Герасимович.

— Вот и отправляйте их! — Он попрощался.

В тот день по графику мы с Санькой должны были работать в вечер, Енин с Пироговым — в ночь, а Катя со Смоликовым — в утро. Еще за завтраком я сказал Кате:

— Возьми к себе на кран Захара Силыча, пусть покочегарит.

Она согласилась:

— Ладно, Серега, посмотрю в работе нового кочегара.

Комлев удовлетворенно улыбнулся, а Смоликов сказал:

— Ну, а я был бы подсменным, если бы река не встала?

Я сказал, что через пять суток уходит последний пароход. Тетя Нюра всхлипнула, ее большие глаза жалостливо оглядели кубрик. Мы молчали: ведь большая часть жизни тети Нюры прошла вот здесь!

— Ну, тогда уж и я буду собираться, — вдруг оживившись, заторопился Енин.

И по лицам всех я снова увидел, как же они устали, как же им нужен вот этот отпуск!

…Я проснулся. В иллюминатор кубрика проникал призрачно-неясный зимний свет. Мы с Санькой лежали на ее койке. Санька спала, обнимая меня рукой за шею, положив голову мне на грудь… Дышала она спокойно и ровно, по-детски смешно отдувая свои пухлые губы. Я смотрел на ее круглое веснушчатое лицо со вздернутым носом, коротко остриженные светлые и шелковисто-мягкие волосы… Я смотрел на нее, не решаясь погладить ее волосы, чтобы не разбудить. И вдруг у меня похолодело в груди от счастья, запершило в горле: я только сейчас, уже после всего, что у нас с ней было, только сейчас впервые понял, как люблю ее, что́ она для меня значит, какой опустошенной окажется моя жизнь, лишись я Саньки!..

Очень хотелось курить, но я боялся разбудить ее. «Эх, мужики вы мужики…» Откуда эта умная и добрая взрослость у девчонки, которая еще месяц назад почти ежедневно бегала на танцы?! «Понимаешь, будто я всю жизнь тебя любила, да-да! Только раньше я этого не знала…», «Главное у нас с тобой уже позади… Мы с тобой уже все сказали друг другу, и на всю жизнь сказали!», «Нет, я согласна. И сделаю все, как ты захочешь…»

Почему же я раньше вот так по-настоящему не слышал этих ее слов, не видел вот этой Саньки, без которой теперь уже не могу?!

С детства перед моими глазами был отец, я уже привык к тому, что решительно во всем — он пример для меня! И ведь после школы — служба в армии, потом работа и учеба: жизнь, конечно, обычная, но и не совсем легкая. В детстве — смерть мамы… Может, потому, что жизнь моя всегда была заполнена сначала учебой, потом службой в армии, потом работой и снова учебой, я не научился вот так, как Санька, во многом разбираться быстро и по-настоящему? Всю жизнь, как бы трудно мне ни приходилось, я привык чувствовать, что есть отец, что он мне всегда и во всем поможет. А Санька-то к этому не приучена.

И вдруг мне стало стыдно за себя. Осторожно, чтобы не потревожить Саньку, протянул свободную руку, взял с тумбочки сигареты, спички, закурил. Неужели только потому, что Катя красивее Саньки, только потому, что во многом еще в жизни я привык руководствоваться школьной таблицей умножения, я был уверен, что люблю Катю? Увидел человека трудной судьбы, который наперекор всему, в том числе — и себе самому, прокладывает дорогу в жизни; и это не могло, конечно, не вызвать у меня уважения, как и у всякого. И ведь действительно мог бы жениться на Кате. Ну, а как же тогда любовь Игната? Или и у него тоже была любовь-жалость к ней, как и у меня? Нет, Игнат любил Катю по-настоящему, иначе не сказал бы мне, умирая: «Катю береги… Женись на ней…»

Осторожно я протянул руку, погасил окурок в пепельнице и увидел, что Санька уже не спит.

— Ты только не сердись, Санька, я должен тебе это сказать.

Она вздохнула:

— Всегда все говори мне, Сережа.

— Еще несколько дней назад я сказал тебе, что люблю… И всем объявил о нашей женитьбе, отцу позвонил. Но вот только сейчас, только час назад проснувшись, я впервые по-настоящему понял, что люблю тебя. Просто люблю, понимаешь?! Жить без тебя, Санька, я уже не могу, не знаю даже, как тебе об этом и сказать…

Она вдруг заплакала, одновременно пытаясь улыбаться.

— Понимаю. Я-то люблю тебя давно. И знаю, что ты никогда не бросишь меня, как не бросил бы Катю, если бы женился на ней. Но ведь нужно, чтобы ты так же любил меня, как я тебя.

17

— Серега! — Катя настойчиво стучала в двери нашего кубрика. — Серега! Проснись, Серега!..