Во имя человека

— Ничего, ничего, Лешенька! — стала успокаивать меня тетя Паша. — Он перевоспитается!..

— Лешенька? — удивилась Нина Ивановна, внимательно глядя на меня.

— Это она для крепости свое имя из Леночки в Лешеньку переделала, — пояснила тетя Паша.

— Вот ты, оказывается, какая! — улыбнулся Семен Борисович. — Да ты ешь, ешь!

— Спасибо.

— Суп нравится? — беспокоилась тетя Паша.

— Нравится, спасибо.

— Мама успевает обед готовить? — спросила Нина Ивановна.

— Успевает.

— А днем ты сама его разогреваешь или она из школы приходит?

— Сама.

— А в магазин за продуктами ходишь? — спросил Семей Борисович.

— Хожу.

— Подожди… — сказала Нина Ивановна. — И мясо, например, сама покупаешь?

— Да.

— А как же ты… знаешь, какое надо купить?

— Мне мама вечером говорит.

Тетя Паша часто-часто кивала головой, глядя на меня.

— Ну, а вот, например… — Нина Ивановна помедлила, — убираешься в комнате ты или мама?

— Я.

— А… белье стирать?

— Отношу в прачечную. Мама поздно приходит, она же директор. А вечером еще тетрадки ей проверять надо.

— Ну, Борька! — сказала Нина Ивановна, сжала кулак и слегка пристукнула им по столу.

— Подожди, — Семен Борисович внимательно разглядывал меня. — А как у тебя время… расписано?

— После школы обедаю, потом уроки два часа, после домашние дела, а еще после могу гулять или читать. Или телевизор…

— Ты ешь, ешь! — поторопила Баклана Нина Ивановна. — У Леши кроме тебя дел полно.

— Слушай, — как-то просительно выговорил Семен Борисович. — А ты не можешь приходить к нам обедать? Ну, после школы, для экономии времени, а?..

— А я уж буду готовить, что ты любишь, — тоже попросила тетя Паша.

— Ты не подумай чего! — заторопилась и Нина Ивановна. — Просто нам приятно вместе с тобой обедать, понимаешь?..

— Спасибо. Надо маме сказать.

— Правильно! — поспешно согласился Семен Борисович и снова попросил: — А ведь и для Бориса так было бы полезнее, а?..

— Хорошо, — я уже доела компот и ждала, пока Баклан съест свой.

— Хлебай, хлебай! — поторопила его тетя Паша.

— Хватит, сладкое — на третье! — Нина Ивановна взяла из рук Баклана стакан с компотом. — Леше некогда ждать.

— Иди уроки делать, — Семен Борисович толкнул его в плечо.

— Спасибо, — я встала.

— На здоровье, деточка! — тетя Паша погладила меня по голове.

Баклан поплелся из комнаты, а я — за ним. Но в коридоре перед дверью своей комнаты Баклан вежливо остановился, открыл дверь, отступил в сторону. Я вошла. Комната как комната, хоть мебель и получше, чем у нас с мамой. На раздвинутом диване неубранная постель, письменный стол в беспорядке завален книжками и мотками проволоки, радиодеталями… Баклан поспешно прикрыл дверцу шкафа, но я успела заметить, что на нижней полке ровными рядами стояли солдатики, пушки, маленькие грузовики. Неужели до сих пор в солдатиков играет?!

— Покажи! — я раскрыла дверцы шкафа.

Баклан топтался рядом, опустив глаза, и лицо у него было совсем красным… Я уже хотела сказать: «Как не стыдно?!» — но в это время лицо Баклана, неуловимо изменившись, стало по-новому увлеченным и радостным, будто он вообще перестал замечать меня. Присел на корточки, двумя пальцами осторожно взял всадника с саблей.

— Это командир, он всегда побеждает… Но человек он жестокий, хоть и справедливый, — поставил его обратно, взял пешего, улыбнулся, показывая его мне: — А вот этого я люблю больше всех! Он, видишь, без руки: она была вытянута и сломалась. Он честный и благородный, себя не жалеет, всегда заступается за слабого, как рыцарь!

— Да что они, живые, что ли?! — удивилась я.

Он растерянно и обиженно поглядел на меня, ничего не ответил, поспешно уже поставил однорукого обратно, закрыл дверцы. И я тоже больше ничего ему не сказала, быстро подошла к дивану, стала убирать постель. Баклан сначала молча стоял за моей спиной, потом стал помогать. Когда мы уже убрали одеяло и подушки, простыню в шкаф, Баклан вздохнул тяжело, спросил:

— Ну, будем делать уроки?

— А стол у тебя в каком порядке?!

И он тоже молча, послушно стал помогать мне приводить в порядок письменный стол. Когда все лишние книжки поставили на полки, проволоку и детали сложили в ящики, я еще сходила на кухню, взяла у тети Паши тряпку, вытерла стол. Только после этого сели рядом, стали по порядку делать уроки.

Просидели мы не два часа, как у меня обычно получается, а около четырех. Все из-за того, что Баклан не умел писать аккуратно, будто куда-то торопился. И мне каждый раз приходилось заставлять его переписывать начисто. Он молчал, отводил от меня глаза, потом все-таки пробурчал:

— Да ведь решено правильно, а это — главное…

Еще в тот первый день я поняла: Баклан соображает быстрее меня, и память у него лучше. Урок по истории мы прочитали всего два раза, и Баклан почти слово в слово повторил написанное в учебнике.

В комнату никто не входил, только тетя Паша несколько раз останавливалась у дверей в коридоре и тяжело вздыхала. Да Нина Ивановна сказала негромко Семену Борисовичу:

— Слушай, мягкий он очень, а она сразу так гайку затянула!