Во имя человека

На следующем уроке по литературе вместо Баклана рядом со мной сидела Даша, объяснила шепотом:

— Он попросился пересесть, и я согласилась.

— Спасибо…

— Тебе сейчас будет полегче, если я буду рядом, да?..

— Да…

В класс вошла мама, мы встали. Она поздоровалась, мы сели. Я ждала, что она посмотрит на меня, увидит, что Баклана нет рядом, и обрадуется, улыбнется мне. И мама подняла голову от журнала, строгими глазами обводя класс, увидела, что рядом со мной Даша, и чуть поспешнее, чем всегда, отвела глаза.

Вот и все… И Баклан после уроков шел по другой стороне улицы, будто сам по себе, и не смотрел на меня.

Вот и все… Так это и тянулось целых полтора года. Мы с Бакланом, конечно, виделись каждый день в школе, здоровались, как и все другие, сидели на уроках, потом вечерами занимались на курсах крановщиков, которые организовались в порту. Ходили вместе с классом на экскурсии и в кино, на вечера, но ни разу больше он не пригласил меня танцевать, ни разу больше мы с ним не разговаривали ни о чем серьезном.

Только во сне, наверно, я и была счастлива, когда мы с Бакланом гуляли, купались, смеялись, целовались даже…

Весной в девятом классе мы с Дашей по совету мамы организовали вечер «Ревнуя к Копернику». Пришло все начальство вместе с Павлом Павловичем — Дашиным отцом.

За партой еле умещался медлительный и важный главный инженер порта Гусаров, сопел, надувая полные щеки, покойно сложив руки на большом животе.

Весело улыбался Петр Сидорович, механик плавкранов и секретарь партбюро.

А на доске висели две карты: теперешний порт и план его развития.

Порт быстро развивается, растет количество его механизмов, остро требуются крановщики. Вот Петр Сидорович и предлагал организовать в порту курсы крановщиков, чтобы наши ребята не с пустыми руками выходили в жизнь, имели специальность к окончанию школы. И ребята, в общем, были согласны с этим. Мы, во-первых, привыкли к порту, его причалы знали, как свой двор. А во-вторых, в институт большой конкурс, попасть трудно, поэтому на всякий случай надо иметь специальность за плечами. Это понимали все, и мы с Дашей наперед были уверены, что собрание пройдет гладко.

Доклад делала я, подготовилась к нему как следует. Даже привела притчу о строителях Шартрского собора, когда якобы спросили троих рабочих, катавших тачки с камнями, что они делают? Один ответил: «Вожу камень». Второй. «Зарабатываю на хлеб». А третий ответил единственно правильно: «Строю Шартрский собор!» Я призывала ребят за текущими повседневными делами постоянно видеть высокую и главную нашу цель.

Потом выступали Даша, Петр Сидорович, мама, Павел Павлович, даже Гусаров. Вообще все шло с подъемом. Пока Федя Махов не сказал, что сейчас каждый может быть гением, такое, дескать, сейчас время и соответствующий ему уровень жизни, культуры. И надо, мол, развивать свои способности.

Я вначале рассердилась, но потом объяснила Феде спокойно, что он прав, действительно культурный уровень поднялся очень высоко, и перед всеми раскрыты широкие возможности. Но одновременно роль труда в жизни никто нам не давал права зачеркивать.

А Баклан, не вставая и будто в поддержку мне, привел слова Эдисона, что «гениальность — это девяносто пять процентов потения».

— Правильно! — одобрительно и громко проговорил Петр Сидорович и заулыбался Баклану.

И Борька улыбнулся ему, сказал вроде без всякой связи с предыдущим:

— Жизнь, Феденька, не обманешь, лучше и не пробовать!

— Вот-вот! — снова обрадовался Петр Сидорович. — Даже если удастся на какое-то время обмануть других, себя-то не обманешь никогда! — и покивал Баклану: «Давай, давай, Борис!»

Я села, Баклан смутился, встал, сказал, все глядя на Петра Сидоровича:

— Я немножко пофилософствую, а?..

Мама уже хотела его остановить, но Павел Павлович тоже сказал одобрительно:

— Нельзя жить, не думая.

А Гусаров, я видела, был согласен с мамой.

— Люди делятся на умных и глупых, здоровых и больных, добрых и злых, работящих и лентяев, вообще много всяких разновидностей. В человеке, как правило, «всего понемножку»: в чистом виде ни одна из этих разновидностей почти не встречается. Но всех людей, как лакмусовой бумажкой, можно разделить на три категории: соблюдающих равновесие отдачи-получения, больше получающих, чем отдающих от себя жизни, и — больше отдающих, чем получающих, — и Баклан вопросительно замолчал, глядя на Петра Сидоровича.

— Ну что ж, — сказал Павел Павлович, — можно и так посмотреть.

— Обычно те, кто больше отдают, чем получают, не задумываются над этим: они щедры, как все талантливые люди, а талант — это доброта, — и замолчал опять вопросительно.

— Ну, ну, — улыбнулся ему Петр Сидорович.

И Баклан усмехнулся:

— Трагикомедия там, где люди больше получают, чем отдают: этим вызваны и войны, и карьеризм, и подавление человека человеком, и другие несправедливости. Эти люди, главным образом, рождают ложь.