Во власти цифр. Как числа управляют нашей жизнью и вводят в заблуждение

Внезапное исчезновение трех рецессий

Принимать ВВП всерьез может быть опасно, особенно если забыть, что эта величина не всегда так точна, как кажется[79]. В июле 2015 года американское Бюро экономического анализа объявило, что за предыдущий квартал экономика США выросла на 2,3 процента. Месяц спустя эта цифра была скорректирована и превратилась в 3,7 процента. А еще через месяц оказалось, что она равна 3,9 процента.

Значит ли это, что статистики не справились со своей работой или переутомились и нуждались в отдыхе? Нет, корректировка экономических показателей – дело вполне нормальное; она происходит во всех странах, систематически собирающих такие данные. Это и неудивительно, если посмотреть, сколько информации требуется для вычисления такого рода величины. В дело идет все – от налогов до оборонных расходов (да, они по-прежнему учитываются), от импорта до экспорта. Сбор таких данных занимает много времени и никогда не бывает абсолютно полным. Поэтому так странно, что эти цифры публикуются с такой высокой точностью – до одного десятичного разряда. (Я вернусь к вопросу о неточности чисел в главе 3.)

Иногда дополнительные данные могут изменить картину экономического положения самым радикальным образом – например когда речь идет о стране, находящейся в рецессии. В 1996 году экономические данные показывали, что с 1955 по 1995 год британская экономика десять раз переживала рецессию – периоды урезания расходов, высокой безработицы и общего смятения по всей стране. Но современный набор данных, появившийся в 2012 году, явил картину гораздо более оптимистичную: за тот же период экономика страны находилась в рецессии всего семь раз. Три рецессии просто исчезли[80].

2. Измеряемая величина основана на оценочном суждении

В 2007 году два специалиста по искусственному интеллекту (ИИ) – исследователи Шейн Легг и Маркус Хантер – собрали все определения разума или интеллекта, какие только смогли найти[81]. Урожай получился обильным: они нашли более семидесяти разных описаний. Однако они обнаружили в них нечто общее и свели все многообразие разных определений к одной фразе, которая должна была охватить их все: «Интеллект есть мера способности деятеля добиваться целей в широком диапазоне условий».

Хотя формулировка Легга и Хантера, возможно, и учитывает все определения, она все же остается ужасно нечеткой. В этих рамках проявлением интеллекта будет даже способность пробраться ночью по дому и стащить из холодильника бутылку вина. Однако такое задание вряд ли встретится в тесте на уровень интеллектуального развития.

А что в нем встретится? В тест Векслера входят задания, проверяющие словарный запас, способность выстраивать числовые последовательности и пространственное воображение, – способности, имеющие отношение к абстрактному мышлению[82]. Все это уже было и в исходном тесте на уровень развития интеллекта Альфреда Бине, вдохновившем Йеркса: в нем детям предлагалось запомнить последовательность чисел или назвать различия между двумя предметами.

Связь таких абстрактных идей с уровнем интеллекта кажется нам самоочевидной. Но одно исследование, проведенное в начале 1930-х годов, демонстрирует всю ограниченность такой точки зрения.

В автобиографии русского нейропсихолога Александра Лурии описывается его поездка в Узбекистан[83]. Эта страна переживала стремительную модернизацию, и Лурия хотел посмотреть, порождают ли эти перемены новые способы мышления. В какой-то момент он и его коллеги встретились с Рахматом, крестьянином тридцати одного года, жившим в отдаленном районе страны.

Ему показали рисунок, изображавший молоток, пилу, полено и топор. Какой из этих предметов лишний? «Они все похожи, я думаю, что все они нужны, – ответил Рахмат. – Смотрите, если вы собираетесь пилить, вам нужна пила, а если вам нужно разрубить что-нибудь, вам нужен топор. Так что все они нужны»[84].

Исследователи попытались объяснить ему, что он неправильно понял задание. Они привели следующий пример: допустим, мы видим троих взрослых и одного ребенка; тогда ребенок в этой группе лишний. «Нет, мальчик должен остаться с другими! – ответил Рахмат. – Видишь ли, все трое работают, и, если им придется бегать за разными вещами, они никогда не закончат работу, а мальчик может бегать за них…»

Разговор с Рахматом показывает, что категоризацию – стандартную часть теста на уровень интеллектуального развития – можно производить несколькими разными способами. Что, если бы Рахмат придумывал вопросы для нас? Тогда тест, вероятно, определял бы, есть ли у нас навыки, необходимые для жизни в том обществе, в котором живет он. Узбек спрашивал бы, как лучше всего подстрелить птицу или засолить капусту так, чтобы она не испортилась за зиму. Большинство из нас позорно провалили бы такой тест, равно как и тест, который составили бы масаи или эскимосы. По их меркам мы считались бы умственно неполноценными.