Хотя с тех пор ситуация улучшилась, неравенство между черными и белыми все еще остается очень значительным. В 2016 году медианный доход черных семей в Америке составлял $ 17 600, то есть
Как мы увидели в этой главе, когда исследователь стандартизирует абстрактную концепцию – например интеллект, – ему всегда приходится принимать некоторые субъективные решения. Возможно, из-за этого может показаться, что числа бесполезны. Это не так. Числа могут помочь нам выявить закономерности, которые без них оставались бы скрытыми.
Однако ложные ожидания, заставляющие нас предполагать, что числа объективны по определению, опасны. Они превращают числа в повод перестать думать. Именно это произошло, когда Ерназ Рамаутарсинг заявил: «Мне хотелось бы увидеть другое положение вещей… что чернокожие сверхинтеллектуальны… Но это не так». Я тут ни при чем, утверждал он; так говорят цифры.
Это извращенное мировоззрение. Если мы хотим принимать числа всерьез, мы должны выявлять все их недостатки – и сознавать, что в них скрыты оценочные суждения; что существуют вещи, не поддающиеся подсчету; что есть много такого, о чем числа не говорят. Что числа – не
Числа могут проявить нечто такое, чего мы не увидели бы без них. Мы видели, например, как Арчи Кокран обращался к числам, проверяя действенность лекарств. Численные значения IQ тоже могут быть полезны и помогать людям. Они позволяют психологам получить картину развития ребенка. А уровни IQ, показывающие различия между черными и белыми американцами, могут помочь нам составить представление о глубине неравенства.
Поэтому нужно делать число не завершением разговора, а его отправной точкой. Поводом продолжать задавать вопросы. Какие решения были приняты в ходе исследования? Откуда берутся различия? Как они влияют на наши действия? И самое главное: измеряет ли полученное число то, что мы считаем важным?
3
Что говорит о выборках одно сомнительное сексологическое исследование
На черно-белой фотографии 1948 года изображен мужчина средних лет, обеими руками держащий газету. Можно разобрать на первой странице набранный прописными буквами заголовок: «ДЬЮИ ПОБЕДИЛ ТРУМЭНА». Мужчина на фотографии улыбается так широко, что у него виден выщербленный клык. Он только что стал самым могущественным человеком на Земле.
Эта фотография стала культовой, но не потому, что кандидат в президенты Томас Э. Дьюи действительно «победил Трумэна». Она стала культовой, потому что он его
С тем же успехом это могла быть фотография Дональда Трампа в ноябре 2016 года. В его руках была бы одна из множества газет, предсказывавших победу Хиллари Клинтон, а на его лице – широкая улыбка, потому что все они оказались неправы. «Как ему удалось одержать столь поразительную победу? – спрашивала газета New York Times на следующий день после выборов. – Как получилось, что почти никто – ни аналитики, ни социологи, ни мы, сотрудники СМИ, – не предвидели ничего подобного?»[129]
Принстонский профессор Сэм Ванг, исходя из результатов социологических опросов, предсказал победу Клинтон с вероятностью 99 процентов. В случае победы Трампа он обещал съесть какое-нибудь насекомое[130]
. Через четыре дня после выборов, съев в прямом эфире CNN сверчка, он сказал, что у того был «ореховый»[131] привкус[132].Таким образом, почти через семьдесят лет после неожиданной победы Трумэна вопрос о достоверности социологических опросов снова вышел на передний план, причем далеко не в первый раз. Опросы имеют последствия. Они влияют на то, как СМИ пишут о политиках, и на то, кого допускают до участия в теледебатах. Более того, избиратели ориентируются на результаты опросов, когда выбирают, за кого им целесообразнее голосовать, или когда решают, идти ли вообще на избирательный участок. Таким образом, социологические опросы влияют, как прямо, так и косвенно, на результаты выборов. А значит, и на нашу демократию.