Во власти цифр. Как числа управляют нашей жизнью и вводят в заблуждение

Хафф был не первым, кто указал на возможность обратной причинности. Статистик Рональд Фишер, популяризировавший p-значение, уже говорил о том же. «Возможно ли в таком случае, что рак легких… является одной из причин курения сигарет?» – писал он в памфлете в 1959 году[227]. Фишер предположил, что еще до того, как заболевание обнаружат, у больных уже есть мелкие воспаления. Люди склонны закуривать, когда им трудно, – в ожидании опаздывающего поезда, на неприятном совещании; точно так же могут курить те, у кого не в порядке легкие. «И отобрать у такого бедолаги сигареты – все равно что отобрать у слепого белую трость».

Но впоследствии Фишер нашел другое, более правдоподобное объяснение – неучтенный фактор. Он был убежден, что гены могут объяснить почти все различия между людьми. Если у человека есть определенный ген, полагал Фишер, то возможно, такой человек окажется более предрасположен к курению.

Даррелл Хафф не говорил в конгрессе о генах, но также считал, что курильщики устроены иначе, чем некурящие. У них чаще бывает лишний вес, они пьют больше пива, виски и кофе. Кроме того, они чаще состоят в браке, чаще лечатся в больницах и чаще меняют работу. Нельзя произвольно взять лишь одно из этих объяснений и оставить без внимания остальные.

Когда знаний достаточно?

Существует ли истина? Что остается от чисел после всех этих нюансированных оговорок о стандартизации, изъянах в сборе данных и обманчивых, а порой и ложных методиках анализа, о которых мы говорили? Не лучше ли будет забыть о числах и закутаться в сизый дым, как чародеи-рекламщики из сериала «Безумцы» (Mad Men), раз уж мы все равно не можем понять, как воздействует на нас курение?

В основе аргументов Хаффа и Фишера лежат три типа «зазнавшихся» корреляций – иными словами, таких, которые действительно наблюдались, но не обязательно были причинно-следственными. Если невозможно выбрать одно объяснение, когда мы сравниваем, насколько успешно та или иная страна справилась с COVID-19, то почему те же рассуждения неприменимы к курящим и некурящим? Как мы можем быть уверены, что исследования курения и рака легких не подвержены публикационным искажениям и никто не прячет в стол исследования с нулевыми результатами? И нет ли частицы правды в идее обратной причинности, о которой говорил Фишер? Она ведь тоже позволила объяснить парадокс ожирения?

Такой была хитрая уловка табачной промышленности: предложенные ею доводы были совершенно справедливы в других контекстах. Разумеется, возможно, что результаты того или иного исследования были следствием случайности. Даже если это не так, могли существовать другие, неучтенные факторы. Фишер в своем памфлете утверждал, что есть только один способ исключить такие альтернативные объяснения: поставить эксперимент. Однако он знал, что медики и общественность считают неэтичным позволять людям курить, если это может оказаться пагубным для здоровья. Поэтому эксперименты ставили не на людях, а на животных. А тут вступает в игру аргумент Хаффа: «Мыши – не люди».

Таким образом, Хафф и Фишер сплели паутину, из которой было не выбраться. Эти аргументы просто не позволяют хоть когда-либо прийти к разумному выводу. Именно такая дискуссия и была нужна табачной промышленности: бесконечный туннель, в котором можно постоянно требовать новых исследований и нельзя сделать никаких выводов.

В этом состоит главная трудность, с которой сталкивается наука: раскритиковать причинно-следственную связь легко, а доказать ее существование чрезвычайно трудно. Откуда мы всё же знаем, что курение вызывает рак легких? Аргументы Хаффа и Фишера были небезосновательными, но только при рассмотрении отдельных исследований. Одного исследования, как бы хорошо оно ни было проведено, никогда не бывает достаточно для доказательства чего бы то ни было. Если за определенной группой в определенной стране наблюдали в определенное время, всегда можно сказать, что результат был случаен. Именно этим так плохи газетные сообщения, провозглашающие, что то-то и то-то «научно доказано» на основе одного-единственного нового исследования. Так же неразумно и предсказывать результаты выборов, исходя из результатов одного социологического опроса.

Науку образуют не отдельные исследования, а совокупность исследований. К тому времени, когда Хафф давал показания в конгрессе в 1965 году, эта совокупность уже была огромной. И пусть даже все позабыли про некогда влиятельный обзор «Табак и организм», написанный в 1939 году, «бремя доказывания», которое легло на плечи противников сигарет, все равно было поразительно тяжким.