Водоворот

В печке с каменкой трещали дрова. Света все еще не было, но две свечи осветили баню вполне сносно. Селиванов продолжал молчать – еще не пришел в себя – и трясся, как мокрая мышь. Ковалев тоже «продавал дрожжи». Ныли синяки, о которых он успел забыть, – хорошо, что света не было и ни Коля, ни Селиванов не могли их разглядеть… В кои веки Коля не соврал: в бане действительно было теплей, чем в доме. Понемногу отпускала дурнота, разжимался стянувший голову обруч – разве что озноб мешал дышать глубоко и спокойно.

Колино же настроение лишь поднялось: он шумно протопал через предбанник, скинул мокрый плащ и распахнул дверь, демонстрируя зажатую в руке бутылку водки, – Ковалев поежился от хлынувшего в баню ветра.

– Изнутри погреемся! – Коля радостно потер руки, поставив бутылку и стаканы на полок. – Заначка, неприкосновенный запас! Как чуял, что пригодится!

Одетым в натопленной бане он смотрелся не вполне органично, но раздеваться пока не стал – наверняка собирался выпить и бежать за новой заначкой.

Раньше Ковалев только слышал о том, как пол-литра водки поровну разлить на троих, – Коля в этом оказался мастером. Мелькнула мысль, что Селиванову вообще рано пить водку, а уж в таких дозах и подавно…

– Учти, на холоде не хмелеешь, только тепло делается, – заметил Коля. – Потом развезет, когда согреешься.

Ковалев с тоской взглянул в стакан – водки совсем не хотелось.

Коля заметил его скепсис:

– Да что тут пить? Самая подходящая для сугрева доза: сто шестьдесят грамм. Это еще Менделеев определил, что пол-литра на троих более всего для здоровья полезно. С тех пор и разливают водку в поллитровки.

Ковалев не стал говорить, что во времена Менделеева жидкости литрами не мерили и польза для здоровья в водке вообще сомнительна. Но поморщился и выпил.

Закуску к ста шестидесяти граммам Коля, должно быть, считал излишней, потому водку пришлось запить из ковшика, зачерпнув воды в баке.

Селиванов, хватив полстакана, снова закашлялся, его изрядно перекосило, на глазах выступили слезы, и Ковалев поспешил протянуть ковшик ему.

Жар весело побежал по телу почти сразу, захотелось выпрямить плечи и потянуться, Ковалев наконец заметил волны тепла, шедшие от каменки… Селиванов тоже оживился, захихикал в кулак.

– Надо ж! Мастер спорта коршуном летит на самое дно и извлекает ребенка на поверхность!

– Щас врежу по затылку… – проворчал Ковалев. – Ты чем думал? Тебя кто надоумил в речке-то поплавать?

– Как кто? Инна Ильинична, конечно! – хохотнул Селиванов. – Она же сказала: «Надо переплыть реку тогда, когда ее невозможно переплыть»!

– Она это мне сказала, не тебе. И что я ей ответил, ты помнишь? Раз уж подслушивал?

– Ну, что стремно…

– Вот мне, мастеру спорта по плаванию, речку в конце ноября переплыть стремно, а тебе, щеглу беспонтовому, – как два пальца… облизать? Ты и до середины не доплыл, придурок… Я, помнится, метров сто пятьдесят прошел, прежде чем тонуть начал, а тебя и на пятьдесят не хватило. Ты понимаешь, что сейчас должен на дне лежать, рыб кормить?

Ковалев не стал говорить, что сам едва не остался на дне вместе с мальчишкой.

– Если б Серега сквозь воду не видел, тебе б каюк! – поддержал Ковалева Коля. – А он тебя за шестьсот метров разглядел, сразу мне как заорет: быстрей давай, там пацаненок тонет!

Надо же – за шестьсот… Ковалев про себя ухмыльнулся, стараясь пропустить мимо ушей все остальное.

– Это Наташка… – со знанием дела продолжил Коля. – Бледная дева то бишь… Заманивает к себе детишек, скучает…

– Коля, а как же наука эзотерика? – не удержался от смеха Ковалев. – Она разве такое допускает?

– Я ж говорил тебе. Или не говорил? Ну, что биополе от человека остается, а неграмотный народ это биополе ошибочно считает привидениями. Вот и Наташкино биополе излучает особую волну, на детей настроенную, потому что ты маленький был, когда она утонула. Я ж рассказывал, как она к тебе на девять дней приходила…

– У науки эзотерики есть ответы на все вопросы… – покивал Ковалев.

– Дык! – радостно подхватил Коля. – Я вот думаю, может, к тебе сбегать за культурной поллитрой? А то вы, по-моему, еще не согрелись…

Ковалев подумал, что Влада, наверное, сходит с ума, ожидая его возвращения. А если вместо него к ней явится Коля, не будет ли хуже? Однако натянуть на себя мокрую одежду и выйти под дождь силы воли явно не хватало.

– Ну сбегай, сбегай. Владе скажи, что мы под дождем промокли и в бане греемся.

– Так ясное дело! Бабы – такой народ!

Нет, волк не оставил Павлика в покое… Он появился тут же, со стороны моста, стоило выскочить из леса на открытое пространство перед рекой. Он будто нарочно хотел задержать Павлика, чтобы Витька утонул… Павлик снова нагнулся и поднял с земли комок жидкой грязи и мокрого снега. Да, волк подался в сторону, но не убежал. И Павлик направился прямо к реке, к мосту нужно было забирать левее.

Тогда он и услышал, что его зовут, – голоса раздавались из леса за спиной. Звонкий – Инны Ильиничны и зычный, громкий – Зои Романовны. И если Инна просто звала Павлика, то Зоя требовала немедленно вернуться.