Ковалев думал не больше секунды. И еще секунды две, пока шел к воде. И, наверное, еще секунду, зайдя в воду по щиколотку и оценив в полной мере, как она холодна. Три минуты. У него есть три минуты, чтобы добраться до другого берега, – через пять он начнет тонуть. Для чего тогда нужно было столько лет тратить на тренировки? В самом деле, не для того ведь, чтобы хвастаться перед девушками тем, что он мастер спорта по плаванию…
Прежде чем нырнуть, Ковалев вдруг захотел перекреститься – никогда раньше такого желания у него не возникало. И если Инна права, то после крестного знамения он должен выйти из воды и броситься к мосту. Потому что в этом случае Бог побережет жизнь Ковалева, не очень-то задумываясь о жизни и здоровье Павлика.
Пожалуй, именно поэтому креститься Ковалев не стал, а, еще раз оценив расстояние до противоположного берега, сказал нарочито громко, будто сжигал за собой мосты, будто перечеркивал свою жизнь:
– Чему быть, того не миновать…
И, вдыхая глубоко и спокойно, направился вперед, навстречу реке, которую невозможно переплыть.
Неужели он все-таки чего-то боится? И – надо же! – воды…
Она встретила его холодно. Не обожгла, как обычно, а стиснула в ледяных объятиях. Выжала из груди воздух. И пока Ковалев плыл под водой, он не был уверен, что сможет вдохнуть. Да, от неожиданности и страха такое случается, и это преодолимо. Но неожиданной его встреча с рекой вовсе не была, а потому Ковалев сомневался, что сможет преодолеть дыхательный спазм усилием воли. Без паники! У него есть три минуты. Их должно хватить. Надо просто успокоиться. Перестать трястись от страха!
В бане он все же немного отогрелся, потому что ощутил ломоту от холода почти сразу, она нарастала, и вытерпеть ее было почти невозможно.
Вынырнул. Вдохнул. И уже двинулся вперед хорошим ровным кролем, которому не мешала даже волна, как вдруг почувствовал скользкое прикосновение к ногам, знакомое прикосновение – чудо-юдо рыба-кит! Он должен спать на самом дне самого глубокого омута! Холоднокровная тварь вообще не может шевелиться при такой температуре!
Однако тварь шевелилась, и довольно шустро. Пройдя под ногами Ковалева, сом развернулся и подплыл сзади и снизу, толкнул тупым рылом в солнечное сплетение, оборвав и без того неверное, неустойчивое дыхание, царапнул походя локоть, но сжать челюсти-щетки не успел. Ударил хвостом по ногам… Он был длинней Ковалева раза в полтора. Раза в два тяжелей. Или это только показалось? У страха глаза велики. Но плавал сом точно гораздо быстрей, несмотря на кажущуюся свою неуклюжесть. Утопит. Только так утопит. А если и не утопит – у Ковалева всего три минуты, их не хватит на разборки с настырной рыбой.
Он видел, как огромный сом разворачивается в темной воде и тараном идет навстречу, а потому успел увернуться. Мало было ледяной воды, беспощадной к теплому человеческому телу… Мало было ломоты в руках и ногах, от которой мутится в голове. Мало было жесткого обруча, снова давившего на затылок… Не доплыть. Если еще и метаться из стороны в сторону – не доплыть. Не хватит трех минут.
Ковалев не увидел очевидного выхода из положения: вернуться. Так же как когда-то после бани не догадался плавать вдоль берега. Он с сарказмом думал, что все выходит по словам Инны: принес себя в жертву. Пошел и утопился – а то, что он сделал, именно так и называется.
Сом решил повторить предыдущий маневр – снова подплыл снизу и сзади, только на этот раз Ковалев ждал его захода и изо всей силы врезал пяткой в тупое рыбье рыло. Отбил пятку и хорошо толкнулся вперед, но не более, – рыбу удар не задержал.
Было от чего отчаяться, но вместо страха Ковалев вдруг ощутил отчаянную злость. Даже процедил сквозь зубы: «Убью». Решение, пожалуй, было глупым, но другого не нашлось: он прикрыл живот, в который метил сом, в надежде поймать руками рыбьи челюсти, – единственное, что не выскользнет из рук! Ковалев не сомневался: стоит хорошенько ухватиться, и ему достанет сил разорвать рыбью пасть – да что там пасть, он был уверен, что разорвет рыбу пополам до самого хвоста! Как соленую кильку! А если не поймает челюсти, то возьмется за жабры, как обычно и тащат рыбу из воды, – и выломает их к чертовой матери. Наверное, от холода все же помутилось в голове, потому что после этого он собирался спокойно плыть дальше…
Понятно, поймать руками плотно сомкнутые рыбьи челюсти у Ковалева не получилось – руки скользнули по огромному рылу размером в обхват, а до жабр дотянуться не успели – наткнулись на усы. За них-то Ковалев и ухватился изо всей силы, дернул со злостью, будто поводья, – чудо-юдо рыба-кит была прямо под ним, оставалось только сжать ее бока ногами.
Сом метнулся вперед быстрей, чем моторная лодка. Перекатил спину над водой и пошел в глубину, увлекая Ковалева на дно, но стоило потянуть усы кверху, и сом изменил направление, рванулся из глубины на поверхность – Ковалев снова оказался над водой, дернул за правый ус, разворачивая рыбу поперек течения, к противоположному берегу, который стал гораздо ближе… Снова ушел под воду.