ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

— С твоим младшим братом, поэтом. У него было кое-что для тебя, но он сказал, что хочет передать это тебе сам. Нет, позволь мне сказать иначе — он сказал, что должен отдать это тебе это сам, что оно слишком важно, чтобы оставлять... как он это сформулировал? «Даже такой способной защитнице и верной подруге, какой вы кажетесь, прекрасная и грозная леди». «Леди», можешь себе представить? Мне захотелось дать ему пощечину и расцеловать его одновременно. Кроме того, он был весь закутан в ткань, как будто был кочевником Аксийской пустыни.

В то время я не знала, что и думать о том, как, по ее словам, он был одет. Я хотела спросить ее, был ли предмет, который он приготовил для меня, щитом, но какой-то инстинкт подсказал мне, что чем меньше я буду говорить ей об этом, тем лучше.

— Он вернется сегодня вечером, после выполнения своих обязанностей, — сказала Иносента.

— Кстати, об обязанностях, — сказала я, кивнув в сторону Нувы, поднявшей свой командный жезл.

Нува трижды ударила по забору, а затем пропела своим чистым, воинственным голосом:

— Вставайте, дамы. Новый день.

Если бы я могла прожить во второй раз предыдущий день вместо этого.

Я расскажу тебе об этих событиях, но сначала ознакомься с записью из дневника Амиэля дом Брага.

С последней записью за отпущенное ему судьбой время.

 

37

 

Я без ума от королевы Галлардии, а она без ума от моей сестры.

Нет ничего необычного в том, чтобы подпасть под чары Мирейи Испантийской — так поступали бесчисленные мужчины и дамы. Но каким странным, волнующим и могущественным было признание королевы в том, что Гальва, как она выразилась? «Самый печальный и прекрасный человек, которую я встречала за всю свою жизнь; я боюсь, что когда-нибудь увижу ее еще более печальной, потому что я не смогу думать ни о чем, кроме как о том, чтобы ее подбодрить».

Ты спрашиваешь себя, с чего бы женщине и королеве открывать свое сердце мальчику, которому едва исполнилось восемнадцать? Ты будешь рада узнать, что я задал ей именно этот вопрос где-то посреди долгой, странной ночи, в течение которой она прятала меня от моего брата, давала мне курить трубку с опиумом и водила меня по прекрасному лихорадочному сну под названием Голтей. Все это время я был невидим, по крайней мере, почти до утра. Все это время ее сияющие глаза искали Гальву, и я был одновременно горд и ревнив.

Сейчас, когда я пишу это, я все еще не совсем я.

Я смотрю в зеркало, и, по какой-то причине, возвращаюсь в мир, вывернутый наизнанку. То есть часть моей кожи не видна, в то время как то, что находится под ней, видно. Честно говоря, это довольно отвратительно. С другой стороны, не все из нас обладают даром видеть свой собственный череп, но я видел свой череп и думал, что он был красивым до того, как мышцы и вены начали проявлять себя.

Но я пишу о королеве и о ее секретах.

Ближе к середине ночи мы сидели у Арва, слушая его приятное журчание.

— Почему женщина и королева открывает свое сердце мальчику? — спросил я Мирейю.