ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

— Она была там, но могла только ходить вброд, и то не дальше, чем по колено. Холтийцы так гордятся своими кораблями, что считают трусостью учиться плавать. Тебе это нравилось. Но Чичун, он почти все время плакал. На первом уроке он, как последний ублюдок, дергал меня за волосы, орал на меня за то, что я отступил, сказав ему плыть ко мне.

— Ты отступал?

— Конечно! Как еще я мог вас подтолкнуть?

— Начинай отступать! Нет, серьезно, это был ты? Я помню, что меня обманула Нуну, отступив назад.

— Она была дальше, на берегу, и жестикулировала. Но ты подплыла именно ко мне. Во всем всегда обвиняют слуг.

— Да, — сказала я, погрустнев. Я действительно вспомнила, что Поль был на тех уроках плавания. Может быть, и Мигаед тоже, но я не спрашивала о нем. Я не хотела его видеть, даже мысленно, или слышать его голос, даже в воспоминаниях. Твой брат, сказал он об Амиэле. Такие слова не заберешь назад. А потом произошло убийство Беллу́, за которое я возненавидела его так сильно, что испугалась мыслей, которые приходили мне в голову. Я была возмущена тем, что он посмел вторгнуться в мои мысли, и на мгновение крепко зажмурила глаза, чтобы его прогнать. На глаза навернулась слеза, и я смахнула ее большим пальцем, пока она не привела других.

Поль положил руку мне на плечо, думая, что я оплакиваю Амиэля, и теперь мне стало стыдно, что мой гнев был сильнее, чем горе.

— Я рад, что у тебя есть щит, — сказал он, указывая на него подбородком. — Он тебе подходит. Дедушка был примерно твоего роста — небольшое телосложение для тех сытых дней. — Общепризнанный факт, что в Испантии дети становились все меньше, а взрослые — все ниже с тех пор, как начались войны. — Интересно, сможешь ли ты носить его доспехи? Они были слишком малы для отца.

— Мне нравятся те, что у меня сейчас, — сказала я.

— Это красивая бригандина, — согласился он, наклоняясь поближе, чтобы ее рассмотреть. — Ее нужно починить, как и положено солдату. Она побелела от соленого пота, оставшегося после тяжелого марша. Знаешь, я очень горжусь вами всеми. Ваши действия с птицами были вдохновляющими. Ваша ланзамачур, похоже, получит повышение. Хотела бы ты стать командиром ланзы?

— Боги, нет. Следующая в цепи командования девушка по имени Иносента.

— Не могу сказать, что виню тебя. Я никогда не хотел... этого, — сказал он, указывая на себя, — и уж точно не таким образом. — Именно тогда он рассказал мне о своем романе с Самерой дом Винеску и о том, как он только что узнал о ее связях с безрассудным, непослушным Портескатом. — А ее муж, бедняга, не думаю, что он когда-либо знал об этом.

— Это хорошо. Его знали в моей академии. При всем уважении, боюсь, я бы сейчас оплакивала двух братьев, если бы он узнал о твоей... неосмотрительности.

— Да, скорее всего. У меня сильная рука, владеющая мечом, но я всегда скорее бил, чем танцевал. Ты, получившая татуировку калар-байат, всегда могла меня превзойти. Да, вся эта история с Самерой была глупой, но я чувствовал себя бессильным перед ней. Притяжение было подобно сильному приливу. Когда ее лицо было рядом с моим, наши губы просто соприкасались. Возможно, я говорю тебе слишком много, ведь между нами много лет, и, наверное, я кажусь глупцом, что так себя веду.

— Нет, брат. Я начинаю кое-что понимать в любви. Она... сильна. И может приносить боль, даже когда тебя любят в ответ. Я не могу назвать тебя глупцом за то, что ты прислушиваешься к ее приказам. Кроме того, я всегда хотела узнать тебя получше.

— Ты мне не сводная сестра, Гальвича, — сказал он, не сводя с меня глаз, и я поняла, что он говорит серьезно.

— И ты мне не сводный брат, Поль, — сказала я, хотя и тихо. Я не привыкла к таким заявлениям, даже когда они необходимы.

Но теперь он снова обратился к возлюбленной своего сердца.

— Знаешь, она бы тебе действительно понравилась. Самера, я имею в виду. Она была бы великолепной женщиной, если бы не обман.

— Для меня это звучит как «Это был бы прекрасный дом, если бы он не развалился».

Поль горько рассмеялся.

— Да, Гальвича, ты никогда не выносила лжецов. Ты принимаешь это как личное оскорбление.

— Да, это личное — оскорблять чьи-то уши ложью.

— В этом мы не согласны, — сказал он. — Нечестность редко бывает личной. «Лжецы по привычке» лгут всем, но они быстро приобретают плохую репутацию. И их ложь можно предвидеть. «Лжецы по необходимости» лгут, когда того требуют обстоятельства, но, опять же, все зависит от контекста. Какой бы замечательной ни была твоя честность, думать, что кто-то другой должен быть с тобой честен — плохая привычка. Привычка, которая приводит к разочарованию.

— Я слышу твои слова и понимаю их мудрость, но все равно ненавижу лжецов. Пожалуйста, никогда не обманывай меня, брат.

Он поднял свой бокал за меня вместо того, чтобы давать обещания, что, я полагаю, было очень честным поступком.