ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

У меня есть воспоминание, которое может оказаться сном, но я думаю, что это было на самом деле. Я — маленький ребенок, лет четырех, и в сумерках увидела в поле трех отцовских лошадей. Две из них покачивались на ногах, как будто слушали музыку, которую могли слышать только они. Третья стоит на приличном расстоянии первых двух, боясь их. Третью лошадь звали Идала, или Звезда. Она была жеребая, когда в Брагу пришла болезнь, и поэтому была защищена от нее. Ее жеребенок умер. Это была обычная лошадь, предназначенная скорее для верховой езды, чем для войны, но из-за того, что она выжила, она стала очень ценной вещью.

Когда я была маленькой, Идала была моим большим другом, и я еще расскажу о ней подробнее.

Как только наши птицы получили корм из сокращающихся запасов, мы разместили их в стойлах для лошадей и поставили пару дам, чтобы наблюдать за ними и стараться уберечь от неприятностей. Мы установили палатки в аукционном зале, у которого теперь не было крыши, хотя там стояла большая бронзовая статуя вставшего на дыбы коня, которую гоблины опрокинули, но не разрушили. Мы поставили ее у стены, и многие из нас целовали ноги прекрасной статуи.

Следующим вопросом было, как помыться.

В городе не хватало пресной воды, потому что гоблины бросали в наши колодцы ободранные розовые кости своих жертв. И еще они в колодцы срали. Они делали это, по крайней мере, вблизи побережья, потому что, в отличие от нас, могли пить морскую воду. Алисенн узнала от выживших, что баня в Эспалле использовалась кусачими как бойня, и теперь в ней было грязно. Даже если бы это было не так, она была слишком маленькой, чтобы обслуживать всю испантийскую западную армию. Единственное, что объединяет все спантийцев, — желание быть чистым. Если ты хочешь оскорбить спантийца, встань рядом с нами, демонстрируя свои сочные подмышки, промежность или даже сальные, нечесаные волосы. Если человек находится в походе или на борту корабля, это простительно, но в приличном городе, для того, у кого есть средства, это говорит о крайне дурном вкусе.

Самыми худшими были холтийцы.

В конце дня мы отправились к морю, разделись и вымылись с помощью маленьких кусочков мыла, которые наш повар, Бернуз, приготовила для нас из поташа, овечьего жира и облепихового масла. В воде было много мусора, и в какой-то момент пришлось оттолкнуть мертвого мужчину палкой. Когда он выплыл обратно, Иносента отругала его и сказала, что их отношения закончены и он должен оставить ее в покое. Я всегда считала 'Сенту прекрасной дамой, но никогда еще она не заставляла меня смеяться так сильно.

После этого мы оделись, выпили вина на пляже и спели песни. Это был прекрасный день, несмотря на смерть и разрушения вокруг нас. Мало что служит солдату так, как умение находить красоту в уродливых местах и юмор в страхе.

Большинство из нас теперь были свободны. Я не хотела уходить, но я сказала своему брату Мигаеду, что увижусь с ним, и всегда важно делать то, что ты обещала.

— Он отключился, — сказал мне толстяк с ужасными усами, когда я вернулась в гостиницу.

Я с трудом вспомнила, где находится гостиница, потому что улицы Эспалле узкие и извилистые, и я смогла вспомнить только вывеску, на которой были изображены волк, или собака, или плохо нарисованная кошка и три звезды. Так что спрашивать название гостиницы было бесполезно. Позже я пошла на звук пьяного смеха и, наконец, нашла Алую Роту Меча и Коня — о конях по-прежнему не могло быть и речи, зато многие из этих молодцов ревели как ослы. Сомневаюсь, что многие из них были бы полезны в бою, хотя под их командованием было достаточно простых солдат из Браги и несколько иностранных наемников. Я заметила одного человека, носившего кольцо и кожаные доспехи, сурового на вид гальта, который задерживался рядом с офицерами, но не надоедал им. По его босым ногам и копью я приняла его за одного из Босоногой гвардии — их, как известно, нанимают в качестве наемников.

Толстяк представился как Болсу дом Гатан, поэтому я назвала ему и свое имя, хотя он его уже знал. Я не могла не заметить, какие у него были прекрасные доспехи — почти такие же прекрасные, как у Мигаеда, — с гравировкой на нагруднике, выполненной искусным художником: два кабана, стояли на задних лапах, смотрели друг на друга, словно собираясь драться, с устрашающими клыками и безумными глазами. У меня мелькнула мысль, что кабан — неудачный символ для растолстевшей семьи, но потом я подумала, что это немилосердно. И еще я заметила, что воротник его рубашки, который, словно маленькие крылышки, торчал над латным воротником, был слегка испачкан чем-то вроде чернил, и поняла, что краска с его усов, должно быть, попала ему на шею.

Я сильно прикусила щеку, чтобы сохранить серьезное выражение лица.

— Могу я его увидеть? — спросила я.

— Я не думаю, что было бы неприлично позволить сестре увидеть тело, — сказал он — или произнес какие-то другие университетские слова, — и позвал Педру, слугу моего брата. Педру был мальчиком с честным лицом, и он мне сразу понравился.