ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

Копье дважды лизнуло меня, и дважды я уклонялась и прикрывалась. Но быть предсказуемым нехорошо, поэтому в третий раз я уклонилась от копья и ударила его по босой ноге краем своего щита. Не думаю, что сломала ногу, но, возможно, палец на ноге.

Он подпрыгнул.

Но затем он снова набросился на меня, пытаясь ударить в ответ по моей ведущей ноге. Я сменила стойку, отведя левую назад, как раз вовремя. Теперь он нанес удар по правой ноге, но вместо того, чтобы снова отступить, я перехватила копье мечом и, низко развернувшись, ударила гальта щитом по ноге, чуть не свалив его на землю.

Еще один прыжок, его лицо исказилось от боли и ярости.

Я пошла на него, отразив удар щитом, и, когда он развернулся, перехватила древко одним из своих поножей, а затем ударила его этим поножем в бедро.

Я едва избежала удара копьем в лицо, и достаточно болезненно перехватила еще один рукавом кольчуги. Этот удар был быстрым, и я не знала, насколько. Я попыталась ударить его мечом по ноге, но он отскочил в сторону. Однако его маневр был не слишком изящным. Я сильно повредила его ноги — и, следовательно, его подвижность — и было ясно, что я скоро до него доберусь.

И все же, эта игра заманила меня с поля боя обратно на дуэли в академии, и я слишком сосредоточилась на Босоногом гвардейце.

Если бы Не-Мой-Брат и его оставшиеся дезертиры целенаправленно напали на меня сейчас, они могли бы меня одолеть.

Но, несмотря на то, что Босоногий хромал, они надеялись, что этот парень прикончит меня до того, как им придется рисковать своими шкурами.

Но все получилось не так.

Я сделала из своего противника такого бойца, каким хотела его видеть, — медлительным и боящимся за свои ноги.

Я бросилась на него, сделав ложный выпад, как будто хотела снова ударить его по ноге своим щитом. Он отвел свою ведущую ногу назад, перенеся вес тела. Истинной задачей моего щита было отразить удар его копья, что он и сделал, направив острие влево. Теперь началась настоящая атака — удар слева вверх спадином по каналу, который расчистил мой щит, и по незащищенной голове, которую он оставил слишком близко от меня. Он отдернул голову, достаточно резко, и спадин не задел нижнюю часть челюсти, но срезал ему ухо и подбросил шлем в воздух. Он отшатнулся, и я последовала за ним, взмахнув клинком и ударив его в лоб рукоятью, а затем занеся меч.

Я обрушила его вниз лезвием вперед и расколола его голову, как дыню, до самых верхних зубов.

Это был, пожалуй, самый верный удар, который я когда-либо наносила.

Иногда я вижу это во сне, и, в отличие от большинства военных снов, это не совсем кошмар. К ужасу от того, что жизнь человека оборвалась так жестоко и с такого близкого расстояния — я чувствовала запахи его дыхания, его потной кожи, его крови, содержимого его головы, — примешивается чувство хорошо сделанной работы.

Что при пробуждении приносит стыд и смущение.

И тогда я вспоминаю о Своей Госпоже, и на меня находит умиротворение.

В основном.

Убивать собратьев-людей совсем не то же самое, что убивать гоблинов.

Это сложная штука.

Со временем и практикой это становится проще.

Этот заключительный поединок с наемником-босоногим занял четыре удара сердца.

И тут появилась Далгата.

При виде своего лучшего бойца, лежащего ничком и истекающего кровью в грязи, и окровавленного боевого корвида, быстро надвигающегося на них с высоко поднятыми крыльями и низко опущенной головой, Не-Мой-Брат и его оставшаяся банда бросились наутек. Они бежали быстро, как дети, которые украли цыпленка. Они направились в какой-то крепкий дом — возможно, зернохранилище, — с узкими окнами и прочной дверью, вошли в него и закрыли за собой дверь.

Я услышала, как они заперли ее на засов.

Я последовала за ними.

Раздался знакомый треск, и из одного из узких окон в меня полетел арбалетный болт. Хотя он и промахнулся, это было так похоже на то, что делали гоблины, что я обиделась.

Я хотела бы сказать тебе, что я столкнулась лицом к лицу с этим дезертиром, пьяницей, расточителем и насильником, сражалась с ним и убила его.

Или что я видела, как он умирал.

Нет.

Я не стала ни обвинять его, ни оправдываться, ни требовать, чтобы они вышли.

Они просто описались и зарядили арбалет.

Пока Не-Мой-Брат прятался за своей крепкой дверью, я отправилась к башне Хароса с ее оленьими рогами и колоколом и поднималась по винтовой каменной лестнице внутри, пока не достигла верха.

Я быстро оглядела улицы Ронсене и не увидела ни одного жителя деревни. Только разбойников.

Тот наблюдавший мужчина, которого я в самом начале избила щитом, вышел из дома, у него кружилась голова, из странно приплюснутого затылка текла кровь, и он был безоружен.

Он пошатнулся и упал, но снова попытался встать.

У него был проломлен череп, и он больше не причинит никому зла.

Я посмотрела на площадь, увидела крепкий дом и дом Гатана, истекающего кровью и умоляющего остальных открыть дверь.

Далгата шла за ним, и они не хотели иметь с ней ничего общего.

Они не открыли дверь дом Гатану, которого Далгата с большим энтузиазмом послала в объятия Дал-Гааты, его крики разнеслись по воздуху.