ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

У Сата нет ни жриц, ни монахинь. Церковь Сата — одна из немногих вещей, которые мужчины сохранили только для себя во время войн с гоблинами, несмотря на нехватку мужчин. Последний король, большой друг этой церкви, освободил тех, кто служил Сату, от необходимости брать в руки оружие. Ты можешь себе представить, какой ожесточенной стала конкуренция за ношение белого и золотого цветов. Ты простишь меня, если я напомню, что наш нынешний король, Калит Узурпатор, провозгласил себя главой церкви, по крайней мере номинально, и по этой причине был освобожден — собственным указом — от чести рисковать жизнью в этой гребаной и ужасной войне.

Прости меня, я все еще злюсь на это.

Гелион закончился.

Священник опустил икону Благословенного Солнца.

Он сказал несколько неинтересных слов, а затем величественно указал на оранжерею, где теперь стояла женщина. На ней было только белое платье, которое прилипало к ней от пота. Ее руки были подняты прямо над головой, ладонями внутрь, в Жесте Приветствия. На вид ей было около сорока пяти лет, ее каштановые волосы были коротко подстрижены и начинали седеть. Она выглядела так, будто могла бы размахивать мечом, но было также ясно, что она проводит больше времени в палатке с картами, чем на тренировках. Только когда она открыла глаза, я нашла ее замечательной, но пока она стояла с закрытыми глазами. Она получала Трудный Поцелуй Сата — солнечный свет фокусировался на ней, падая через стеклянные грани теплицы. Говорили, что пот очищает от слабости, а жара одолевает любого, кто не годится для каких бы то ни было испытаний или почестей, приведших их в это место. Я могла сказать, что она была женщиной с сильной волей — многие из тех, кого я видела, получающих Поцелуй, дрожали, качались или шевелили губами в тихой мольбе.

Эта дама стояла как каменная, пока белый свет обжигал ей лицо.

За это она мне и понравилась.

Священник говорил и говорил. Этот благословенный полководец одержит победу, Сат вооружит ее против нашего врага и так далее. Как можем мы, отражая божественную красоту, словно миллион осколков разбитого зеркала, ничего не добиться, кроме победы, по этим причинам, и по тем, и еще по каким-то другим. Жрецам Сата нравится слушать, как они разговаривают, почти так же, как им нравится смотреть на свое отражение.

Но вот он произнес ее имя.

— Прима-генерал Пейя Долон Милат, подойдите к своим солдатам, чтобы они могли познакомиться со своим новым командиром.

В оранжерее открылась дверь. Аколит взял женщину за руку и вывел ее, слепую, из этого места, где было так тепло и светло. Она была высушена и одета, за прикрывавшей ее тканью. Она по-прежнему не открывала глаз, когда ей подали кружку холодного пива. Она выпила его до дна, и ее военачальники, их стражники, писцы и личные слуги приветствовали ее. Пиво было напитком Сата, а растения — ячмень, пшеница и хмель — впитывали солнечный свет и превращали его в нечто похожее на золото.

Боги вина были темнее.

Именно тогда наш новый командир открыла глаза, и даже на некотором расстоянии они напомнили мне глаза орла-стервятника, огромной птицы южной Испантии, которая отгоняла грифов и шакалов от добычи, а иногда забирала собак или маленьких детей.

Это были суровые глаза, которые видели кровавую бойню на востоке.

Терпеливые глаза.

Глаза, которые видели, сколько людей в той церкви уже были мертвы, но еще не знали об этом.

 

9

 

Я всегда буду помнить тот путь от храма Сата обратно к вилле, которую занимал Поль. Было странно видеть, как солдаты, некоторые из которых были старше Поля, выпрямлялись и отдавали честь, когда мы проходили мимо. Этот человек, выросший в том же доме, что и я, который тоже стоял в глубокой тени библиотеки или большой комнаты и слушал постукивание двух костылей герцога-калеки, теперь был так же важен, как и наш отец, по крайней мере в глазах солдат. Одна усталая дама на улице, согнувшаяся под секирой и рюкзаком, выпрямилась и отдала честь, когда он проходил мимо. Это повторялось с лучниками, «барсуками», рыцарями, даже с маленьким мальчиком с барабаном на бедре и глазами, слишком взрослыми для его лица. Любой из них мог умереть из-за того, что определенные слова слетели с губ моего брата, или из-за того, что он их не произнес. Вот тогда я и поняла, что никогда не захочу получить высокое воинское звание и нести ответственность за кого-либо, кроме себя и тех, кто находится справа и слева от меня на поле боя.

Я не изменила своего мнения, хотя и не всегда была способна сама определять свою судьбу.